Отец Глеба сильно пил и пьяный частенько бил мать. И хотя мать кричала от страха и боли, и сквозь слезы молила своего обидчика о пощаде, это вызывало в нем еще большее озлобление… Глеб же, зарывшись с головой в подушку, вздрагивал всем телом, сдерживая рыдания, от жалости к матери и к себе. От ужаса, который внушал ему пьяный отец. От ненависти к нему. И еще – от бессилия!
Однажды, во время очередного пьяного дебоша, который устроил им Горн старший, Глеб не выдержал. Не выдержал, когда тот, повалив супругу на пол, стал охаживать ее кулачищами, куда ни попадя. В довершение, одной рукой схватив со стола нож, другой он вцепился в мочку уха супруги и надрезал ее.
– Ой! Спасите! Помо… помогите э э! Убива а ют!
Обезумевшая от боли женщина вопила так, что мальчуган, вскочив с кровати, с плачем бросился на помощь к ней.
– Бать! Батяня! Не надо! Не трогай ее! – кричал он, захлебываясь собственными слезами.
Не смотря на то, что ему исполнилось всего лишь десять лет, и ростом он был почти на треть меньше озверевшего родителя, это не остановило его. Скорее всего, в тот момент он не отдавал себе отчета в собственных действиях. Страшась, что в диком гневе батя ненароком прибьет бедную мать, мальчуган готов был ради нее на все.
Схватив отца за руку, Глеб хотел вырвать у него нож. Но в ответ получил такую затрещину, что, лишившись чувств, рухнул на пол рядом с умывавшейся собственными слезами и кровью несчастной родительницей… Это было его первое поражение. Поражение, которое едва не стоило ему увечья, а может быть, жизни и потому должно было научить его побеждать… Но, как он понял потом, судьба – штука непредсказуемая!
Когда Глебу исполнилось двенадцать, отец вновь так избил супругу, что та на целый месяц слегла в больницу. Глеб навестил ее, и она шепотом, так как не могла говорить громко из-за слабости, сказала ему:
– Я больше так не могу! Я не выдержу… Чувствую я, близок мой конец!..
Глеб вернулся домой весь в слезах и мрачнее тучи. Он не знал, что сердобольные соседи написали на изувера заявление в полицию. Крики матери о помощи, хоть и с большим запозданием, были все-таки услышаны.
Вскоре отца посадили. А Глеб решил записаться на секцию бокса. Выйдя из больницы, мать, как могла, отговаривала его от безумной, на ее взгляд, затеи.
– Плохо – это! Очень плохо!
– Что плохо-то? – с наивным простодушием интересовался Глеб.
– Бить людей по лицу!
– Так, ведь спорт – такой, мам! И потом, если я и буду, кого бить, то в спортзале!.. А – так, если только сильно попросят!..
– Не рассказывай мне сказки, сынок! Что если ты, когда женишься, как твой папаша, над женой своей и детьми изгаляться станешь?!
– Никогда, мам! Слышишь, никогда! Я не хочу быть таким, как мой отец!
– Вот потому-то на бокс ты ходить и не будешь! Понял меня, нет?
– А я у тебя и спрашивать не стану! Пойду и – все!
– А я не пущу! Костьми лягу, а этим дурацким мордобитием ты заниматься не будешь! У твоего отца тоже когда-то первый разряд по боксу был. Привык он кулаками махать, и чуть сиротой из-за своей пагубной привычки тебя не оставил! Да и к тому же теперь-то… Теперь-то он – где? Сам, поди, знаешь! Не вчера родился…