Читать В двух шагах от рая
… Саид Мохаммад лежал на снегу. С головой завернувшись в одеяло, он трогал закоченевшими пальцами обмороженные ноги и скулил, как щенок. Саид Мохаммад не хотел так умирать.
Прошло несколько дней с тех пор, как покинул он разрушенный бомбардировкой кишлак. Удивительно, что он до сих пор жив, что не замерз прошлой ночью. Особо морозная выдалась ночь. Значит, так угодно Аллаху!
Потрескавшимися губами он зашептал: «Во имя Аллаха милостивого и милосердного!»
Прав оказался «Панджшерский лев», мудрый Ахмад Шах Масуд, нельзя верить шурави. Обещали русские уйти насовсем из Афганистана. Ахмад Шах дорогу на север открыл, пожалуйста, «буру бахай!». Убирайтесь восвояси! Моджахеды ни единого выстрела не произведут! Ни одного неверного не тронут. Зачем же тогда русские обрушили напоследок на бедный Афганистан бомбы и снаряды?
Он не пошел с отрядом, а направился в родной кишлак проведать семью.
Уже показались огоньки керосиновых ламп. Два огонька. Один, что левее, светил из окна их дома. Второй огонек – соседский. В других семьях на лампы и на керосин денег не тратили. И тут начался авианалет.
Без сознания пролежал он всю ночь. И хорошо, что не очнулся раньше. Иначе услышал бы доносящиеся из-под развалин жилищ истошные стоны, а среди них – голосок младшей сестренки, придавленной глиной и камнями. Когда он очнулся, в ушах шумело, будто рядом протекала бурлящая горная река.
К вечеру стоны прекратились. Хоронить никого надобности не было.
Русские всех похоронили. Заживо. Шатаясь, обошел Саид кишлак, превращенный в одно большое кладбище. Сперва все же надеялся хоть кого-нибудь отыскать живым, раскопать, вытащить. Тщетно.
Оставаться в уничтоженном кишлаке больше было незачем. Саид поднял мерзлую лепешку, откусил, пожевал, припрятал на потом и, прихрамывая, спустился по протоптанной в снегу тропинке к дороге. Обернулся. Когда он уходил отсюда в первый раз, перед домами, лесенкой построенными на склоне, стояли люди, а на плоских крышах – детишки, и все тогда смотрели ему вслед, провожая в дальнюю дорогу, на войну. Теперь его уже никто никогда не встретит и не проводит.
Саида никто не придет искать и из отряда, да и кто поверит, что после такой страшной бомбежки кто-то в кишлаке мог выжить?
«Калашников» с полным магазином, слава Аллаху, цел. Но выстрелить в себя Саид не решался.
Он надеялся повстречать моджахедов, добраться до какого-нибудь кишлака или, на худой конец, выйти на шурави, принять бой и расквитаться за семью. Но где они теперь, эти русские? Ноги совсем не слушались, Саид часто падал, полз по снегу.
Так и замерзнет он в горах, так и сгинет весь их род, неотомщенный.
Почему не погиб он в последнем бою, почему сразу не попал в рай? Саид Мохаммад – настоящий мусульманин, он чтит Коран, он пять раз в день совершает намаз, который год уже он воюет против неверных и потому знает, что моджахеду нечего бояться, что священная война – джихад – прямая дорога в рай. Так всегда говорил Али, старший брат.
Али вернулся из Пакистана совсем другим человеком. Не нищим, забитым деревенским пареньком в калошах, а возмужавшим, в кожаных ботинках на шнурках, в новой одежде, с автоматом, с пачкой афгани, с лазуритовыми четками в руках. Какие это были четки! Казалось, полированный камень впитал всю синеву и глубину афганского неба. Али отгрызал по кусочку сахар, запивал чаем и, перебирая четки, рассказывал про Пакистан, про джихад, про Ахмад Шах Масуда, про кровавый режим в Кабуле, про ненавистных шурави, решивших поработить Афганистан.