«На утлой ладье возвращается в гавань старик»
Ф. Шиллер
Николай Савостин
Минувшее – желанное убежище. Как хорошо там рыться в славных днях детства, в просветах безмятежной дружбы, в радостях, скажем, упоительного сенокоса, азартной колки дров, тихой рыбалки или охоты в таежных урочищах, ночных бдениях над заветной тетрадкой стихов, и даже – в бурных волнах пусть и драматически неудачной любви. Минувшее – оно и пекло преисподней, обостряющее незаживающие обиды, невольные промахи. Оно и райская нега, растворяющая в волшебно потоке все твои боли, всякие соринки, занозы, мозоли совести, мешающие во всей полноте видеть красоту мира. Там – громадный земной простор, там и целый мой век… Там сто моих лучших жизней.
«Минувшее меня объемлет живо…» – пусть эта строка и станет запевом…
Как-то иду по летнему базару в беспорядочном движении разных людей, ни на ком особенно не останавливая взгляда. Голова занята прозаическими расчетами: что купить, как уложиться в свои финансовые возможности. Внезапно рядом над одним из киосков торгующим музыкальными дисками, взмывает кипящая пламенем мелодия «Молдовеняски». И тут одна из женщин средних лет, с открытыми сильно загорелыми плечами, с двумя наполненными снедью сумками в руках и дочкой, держащейся за ее юбку, тоже с сумкой – поменьше, бросила ношу, грациозно вознесла руки и, ликуя, принялась вдохновенно танцевать среди толпы, занятой своими земными заботами. Видимо была не в силах не поддаться подмывающему душу соблазну. Дочка-тонконожка в выцветшем ситце тоже опустила свою сумку с небольшой рыхлой головкой молодой капусты, и по-балетному легко и красиво ринулась в водоворот танца, не обращая внимания на недоумевающие взгляды. Они танцевали, так сказать, для самих себя. Как они были на удивление хороши! И как необычно светло сделалось здесь в сборище рынка, где больше места греху и пороку… Пока длилась мелодия, те, кто был поближе к танцующим, остановились, залюбовавшись. Другие, не взглянув, с гримасой недоумения ухмыльнулись, пошли дальше. А я думал: чем отмечена эта домохозяйка с сумками, наполненными картошкой, морковью, зеленью? С чего это она стала плясать в неподобающем месте. Может быть она цыганка, они такие. Вроде по облику не похожа на цыганку – обычная, так сказать, средняя горожанка, недавняя сельская баба. А может просто такое устройство ее натуры, что музыка действует на нее магически. Нет, нет, они – мать и дочь – были просто восхитительны. Я проводил их взглядом, когда музыка иссякла. Они ничем, ничем не отличались от остальных граждан, пошли дальше, толкуя о чем-то…
С чего это я, – уже старик, – среди базара жизни, не надеясь ни на какое вознаграждение, ни на какое внимание окружающих, ни на какое сочувствие и внимание, забыв о всяческих необходимых бытовых ежедневных заботах, не могу удержаться, чтобы не ринуться, отдавших какому-то наитию, в вихрь подобного же «танца»? Чего это я ныряю в море воспоминаний и всепоглощающих раздумий, далеких от бытовой повседневности, чтобы открыть миру что-то, еще не ясное даже самому себе, но такое важное и такое увлекающее? И хочется песню сложить…