⇚ На страницу книги

Читать Последняя ночь последнего царя

Шрифт
Интервал

Последняя ночь последнего царя

Пьеса-расследование

Документы и письма цитируемые в пьесе – подлинные.


ДЕЙСТВУЮТ:

НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОМАНОВ (Ники, звали его в Семье) – последний русский царь.

После Февральской революции отрекся от престола и был сослан с семьей в Тобольск. После прихода к власти большевиков перевезен на Урал в Екатеринбург, где вместе с семьей продолжал содержаться под арестом.

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА РОМАНОВА (Аликс, как называли ее в семье) – последняя русская царица. Ее старшая сестра Элла – была женой Великого князя Сергея Александровича убитого бомбой террориста в 1905 году.

БОТКИН ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ – доктор. Добровольно разделил ссылку и заточение с царской семьей

ЛУКОЯНОВ ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ – недоучившийся студент Московского университета, профессиональный революционер, большевик (партийная кличка «товарищ Маратов»). В 1918 году – в 24 года стал председателем всей Уральской ЧК.

ЮРОВСКИЙ ЯКОВ МИХАЙЛОВИЧ профессиональный революционер, большевик, чекист. В 1918 году комендант Ипатьевского дома. (Так по имени прежнего владельца – инженера Ипатьева называли дом, где содержалась под арестом царская семья.) В 1920 году Юровский написал секретную «Записку о расстреле в Ипатьевском доме Царской семь».

Часть первая

Расстрел

1 августа 1938 года выдалось в Москве очень жарким. И только ночь принесла в расплавленный город хоть какую-то прохладу. В ту ночь в Кремлевской больнице в большой, но странно пустой палате на кровати спал единственный больной Яков Михайлович Юровский, когда приоткрылась дверь, и в темноте возник силуэт мужчины.

Он проскользнул вглубь палаты и некоторое время неподвижно сидел в темноте.

Будто почувствовав его присутствие, просыпается Юровский, приподнимается на постели – испуганно всматривается в темноту. Но никого не увидев, успокаивается, укладывается на постели. Потом вслух, будто в ночном бреду, лихорадочно начинает говорить, почти кричать:

ЮРОВСКИЙ. «Дорогие мои дети! Мне минуло шестьдесят! Так сложилось, что я вам почти ничего не рассказывал о себе, о моем детстве, о молодости». (Кричит.) Мне больно! Сестра! Сестра! «Дорогие мои! Наша семья страдала меньше от постоянного голода, чем от религиозного фанатизма отца. И мой первый протест был против религиозных, сионистских традиций. (Кричит.) Я возненавидел Бога и отцовские молитвы, как свою нищету и своих хозяев. Ваша сестра Римма сможет вспомнить отдельные эпизоды революции, царскую тюрьму». (Кричит.) Мне больно! Сестра!

Смешок мужчины из темноты.

МУЖЧИНА. Не следует так кричать. Уже поздно – и сестра спит.

ЮРОВСКИЙ. Как спит? Как она может спать? Мне нужен укол!

МУЖЧИНА. Тебе непременно сделают укол. Под утро.

Молчание.

ЮРОВСКИЙ. Кто ты?

МУЖЧИНА. Готовишься к смерти? Последнее письмо – детям …

ЮРОВСКИЙ. Мне больно. Кто ты?

МУЖЧИНА. Но вообще-то у тебя обычная язва… Ты здоров как бык.

ЮРОВСКИЙ. Я умираю.

МУЖЧИНА. Это правда, на рассвете ты обязательно умрешь, хотя здоров как бык.

ЮРОВСКИЙ. Откройте свет!

МУЖЧИНА. Мы не любили свет при допросах. Темнота помогает страху, а страх как ты помнишь – нужной беседе.

(Зажигает тусклый ночник)

ЮРОВСКИЙ. Какие допросы? Почему допросы?

Молчание.

ЮРОВСКИЙ. Я буду кричать.

МУЖЧИНА. Не будешь. Лихорадочно думаешь: «Почему нет сестры? Значит, удалили? Значит, действительно за мной пришли? Пинок под зад?»