Ей хотелось вернуться и не
брать конверт. Просто оставить его там. Забыть и жить дальше. Притвориться, что
не видела; просто прикинуться дурой, как делают многие, ведь им это помогает. Ей
хотелось вернуться туда и спрятать конверт. Бросить его в урну: уничтожить,
сжечь вместе с отчетом за месяц. Только делать это нужно было тогда, а не
сейчас, когда бумажное послание уже лежит в руках, а изображение внутри
отпечаталось на сетчатке глаза, в голове, в мыслях.
Это без сомнений была она. Не
узнать ее – невозможно, те же рыжие и вьющиеся волосы, длинная шея и крупная
родинка на щеке. Она так запомнилась при первой встрече, что впоследствии
взгляд сам подмечал в ее облике все новые и новые детали. В последний раз Диану
Князеву видели выходящей из подъезда своего дома в ярком мятном пальто с белым
шарфом. И то самое пальто на фото у нее в руках – только уже не мятного цвета,
тот же шарф – далеко не белый, те же волосы и глаза, но губы разбиты в кровь, а
на лице гримаса боли. В последний раз она видела Диану Князеву на снимке, но на
другом. Тот снимок ей протянул оперативник, пришедший к ней на работу утром
четверга, а сама Диана пропала вот уже как месяц назад.
Яна подскочила с дивана и
бросила конверт с фотографией в сторону. Руки тряслись от ужаса, а в голове
абсолютный сквозняк. Пришлось опереться о косяк двери, чтобы не рухнуть ничком
на пол. Как это возможно? Почему именно она? Почему именно в ее рабочий день?
Жалость к себе немного грела душу, но изменить ничего не могла. За растекшимся по
щекам жаром последовал судорожный вдох, девушка утонула пальцами в собственных
волосах, потянула пряди за корни. Что теперь будет? Внезапный стук в дверь
заставил вздрогнуть, она кинулась к дивану и бросила поверх фото бугристую
подушку, в это же мгновение дверь приоткрылась.
– Яна, – от теплого тона Раисы
Степановны внутри девушки что-то оборвалось и тяжелым обухом полетело вниз,
вероятно, это была ее совесть.
– Да? – сложно было узнать
собственный голос, осипший и дрожащий.
– Тебе с работы звонят, говорят,
мобильный недоступен, – милая, едва держащаяся на ногах без трости пожилая
женщина выглядела обеспокоенной. Она глядела своим пронзительным взглядом на
девушку и словно видела наяву тот ужас, что сковал тело Яны.
– Скажите им, что я перезвоню,
– неслыханная наглость, по мнению ее начальства, если кто-то с работы
сподобился позвонить на стационарный телефон, значит – дело и впрямь плохо. А
уж отклонять этот вызов и вовсе – подобно казни египетской для жалкого
подданного. Раиса Степановна тихо удалилась прочь, а Яна опустилась на диван и
трясущейся рукой отодвинула подушку в сторону. Искаженное страданиями лицо
Князевой явилось перед ней, вызывая новые приливы шока и паники. Частичкой себя
девушка надеялась, что содержание фото причудилось, что ее нездоровая психика
заменила приятный морской вид страшным зрелищем. Но надежды рухнули, как падают
обычно рояли с подвесных тросов. Громко и обидно. Убрать фотографию было
непросто, но она все же справилась. Плотно запечатывая конверт и отправляя его
в сумку, Яна попыталась справиться с эмоциями, сдержать порывы позвонить в
полицию, рассказать о случившемся, хоть с кем-то поделиться. Это было бы еще
одним наиглупейшим поступком за двадцать лет жизни.