Читать В потемках страсти

На залитой солнцем лужайке маленький мальчик играл со щенком. Его волосы золотились на солнце, с лица не сходила улыбка. Вот сейчас он кинет мяч куда подальше, и щенку уже до него не добраться…

– Артур, хватит играть, пошли к нам фотографироваться, – окликает его такой знакомый и родной голос, голос его мамы.

И мальчик, так и не осуществив затею с мячом, откладывает игру и присоединяется к остальным. Вот щелкнул фотоаппарат, а он как всегда высунул язык, скорчив рожицы. И все равно фото получилось славным, ведь оно семейное. Все в сборе: он, родители, бабушка и годовалый младенец рядом, его сестренка. А сам Артур после фото кричит радостным голосом:

– Нет ничего дороже семьи! Дороже вас!

И мальчик побежал дальше, продолжать свои любимые игры. А фотография осталась на память, ее повесили в большой рамке в коридоре. Так она и продолжала там висеть долгие годы…

«Ностальгия», – подумал Артур, глядя на рамку. Этот момент был все еще жив в его памяти, а ведь с тех пор прошло много лет. И ему уже не 6 лет, как на фотографии, а 23. Он теперь взрослый юноша, позади школа и университет. Да, многое изменилось с тех пор. Даже с волосами произошли перемены, с годами они потемнели, и теперь его, скорее, можно было назвать русым, чем блондином. Он посмотрел в зеркало. Артур был вполне симпатичным парнем, с большими карими глазами, ростом выше среднего, с обаятельной белозубой улыбкой. Единственное, что его в себе не совсем устраивало, – телосложение. Он много занимался спортом, но все равно его тело выглядело недостаточно мускулистым, как ему того хотелось бы, и еще было к чему стремиться. Впрочем, ситуация была значительно лучше, чем несколько годами ранее, когда парня и вовсе упрекали за чрезмерную худобу.

«Как хрупкая девчонка!» – порой бестактно бросали в ответ. И Артура это, конечно, не могло не задевать. А ведь у него как раз тогда было время первых влюбленностей, когда хочется нравиться девчонкам, быть в их глазах мачо. Он вздохнул. А потом сразу же вспылил, когда неожиданно по радио заиграла песня «Надо подкачаться, надо, надо подкачаться». Эта песня только лишний раз задела за больное, и он выключил радио.

– Артур, идем кушать, – неожиданно услышал он.

И, как обычно, ответил:

– Да, сейчас, мам.

И, подправив свою белую футболку, направился на кухню.

Рита накрывала на стол. Рядом возилась Майя, ее свекровь, подавая тарелки и вилки. Вот-вот вся семья Оболенских должна была быть в сборе. Рите нравились такие моменты. Как же хорошо, что можно вот так вместе собраться за столом и заодно, возможно, поговорить по душам. А последнее она, будучи довольно разговорчивой, просто не могла не любить. Дай только повод, и она готова была болтать без умолку. Живая, общительная и веселая, Рита была противоположностью своего мужа, Филиппа Оболенского, человека на редкость спокойного, задумчивого и рассудительного. Спокойного, за исключением моментов эмоциональной вспышки, то есть практически всегда. И лучше даже не интересоваться теми самыми моментами, посколькув гневе его было не узнать. И все остальные в его семье успели убедиться, что лучше его не злить. Разными супруги были и внешне: миниатюрная русоволосая Рита с белой кожей и голубыми глазами ярко отличалась от высокого смуглого брюнета Филиппа с его густыми бровями и черными глазами. Разве что оба не первой молодости – ей уже было 46, ему 52. Но даже будучи настолько разными во всем, они любили друг друга, хотя с годами в их любви не было заметно особой страсти, любили той привязанностью и заботой, какой полагается любить родственников. А в браке часто так и происходит, что со временем пылкие влюбленные становятся просто привыкшими друг к другу родственниками, хорошими друзьями, скажем так. И это еще в лучшем случае. В худшем – не за горами развод, когда мужчина и женщина просто не смогли вынести потухшего огня между ними, у которого одна только искра была столь многообещающей поначалу и, увы, которая просто обманула все ожидания потом. Вне всякого сомнения, брак – большой труд. И супруги Оболенские неплохо потрудились, судя по их 24-летнему союзу и трем детям, его скреплявшим. Трем детям, так же отличающимся друг от друга, как и их родители.