– Совсем заболтался. Вот старый дуралей. Должно быть, в замке уже хватились короля! – воскликнул кладбищенский сторож.
– Да с чего вы взяли, господин Тобиас? Вы считаете меня неразумным ребенком, который заигрался до вечера, и родители ищут его с фонарем? – рассмеялся Фридрих. – Разве вы позабыли, что с самого детства скитался я по дорогам? Ночь и непогода частенько заставали меня в пути.
– Так-то оно так, Ваше Величество, но думаю, негоже королю ехать в одиночестве через лесную чащу, да еще на ночь глядя.
– Ох, экий вы несносный старик! Когда же вы перестанете называть меня «Ваше Величество»! Словно не вы спасали мою жизнь и не знавали меня мальчишкой-сиротой, принцем без короны. Это матушка и старый герцог хотят усадить меня на троне да заставить вести себя, как подобает важной персоне. Должно быть, проведи я все детство в замке с родителями, это было бы по мне. А теперь невмоготу сидеть сложа руки в четырех стенах или с целой толпой придворных ехать на охоту. Звери столько раз спасали меня, давали приют и добрый совет, что эдакое развлечение не принесет мне радости. Не ровен час, подстрелишь кого-то из друзей.
– Прости меня старика, Фридрих. Я и не думал, что ты труслив или стал неженкой. Да странным мне показалось одно происшествие, вот и забеспокоился о тебе. Мне-то все равно, я стар и одинок. Чем скорее предстану перед Господом, тем лучше для меня. А в твоих руках королевство. Благодаря тебе мы избавились от самозванца и всякой нечисти. И ты не должен рисковать своей жизнью понапрасну.
– Так расскажите, господин Тобиас, что вас тревожит.
– Хорошо, слушай, а дальше решай сам, стоит ли задуматься, или это стариковские россказни. Третьего дня во сне увидал я свою семью. Они не приходили ко мне с тех пор, как мы закрыли проклятую часовню серебряной печатью. Жена и дети протягивали ко мне руки, и лица их были искажены страданием. «Тобиас, опасность приближается. Будь начеку, ОН вернулся», – шептали они. Я не придал значения сну. Наступило утро, солнце светило ярко, птицы щебетали, и кругом был мир и покой. Как обычно, обошел я кладбище, поправил ограду и решился проверить проклятую часовню. С виду ничего не изменилось. Окна заколочены, цепь, замок и печать на своем месте. Стебли чеснока так густо разрослись, что и стен толком не видно. И вдруг словно холодом повеяло. Раздался сухой треск, и вдоль стены появилась небольшая трещина. Должно быть, камень разрушился от сырости, подумал я. Собрался принести глины да поправить дело. Но вдруг из нее выскользнула черная змея. Глаза ее были словно льдинки и источали такую злобу, что я застыл на месте, не в силах пошевелиться. С добрую четверть часа стоял я, пригвожденный к месту, и от страха по лицу моему сбегали струйки холодного пота. А змея словно ухмыльнулась и юркнула в заросли.
– Полно вам, господин Тобиас, – улыбнулся Фридрих. – Родные ваши явились во сне оттого, что вы тоскуете по ним. А змеи всегда водились в лесу. Все знают, что в иной год ползучие гады начинают селиться близко к людскому жилью. Верно, вы увидали безобидного ужа, что искал себе пропитания. Уж слишком мрачны ваши воспоминания, и близость часовни навевает на вас страх.