⇚ На страницу книги

Читать Игры

Шрифт

Интервал

«Зачем-то память делает из жизни кино…»

Зачем-то память делает из жизни кино

Категории «Б», отснятое до половины,

Где все кем-то давно уже решено,

Но герои еще остаются живы.

Зачем-то мы делаем друг из друга героев,

Нереальных героев. И до конца —

Поцелуи, взятые крупным планом,

И… тень твоего лица

На моем лице. И, пока мы живы,

В зале пока не зажегся свет,

Твои песни в моем эфире,

В легких – дым твоих сигарет.

Ты играешь спокойствие, я – бессилие

Прячу. Даже глаза насмешливы.

Только бы нас не разъединили —

Вот когда темнота кромешная.

В своих жилах твой пульс выстукиваю.

Будем еще! Ты любишь по встречной.

Я – носить тебя в сердце пулей

Жгуче-холодной, остроконечной.

«Это песня столичных ангелов…»

Это песня столичных ангелов,

Живущих в старых домах

Гордого шумного города,

В летаргических снах.

Светлых без ожидания,

Полных сегодняшним днем,

Непостоянных мальчиков,

Курящих под дождем,

Красивых, разочарованных,

Проникнутых первым холодом,

Зыбких усталых девочек,

Прославленных этим городом.

Это песня про столичных ангелов

Златокудрых и вежливых,

Не смешавшихся с пестрой толпой,

Про насмешников.

Про их несколько шагов,

Как над бездной.

Про странную нервность их слов

И жестов.

Про тела их эфирные,

Которые, к общей радости,

Празднично-молодые,

Обычно не знают старости.

Это песня в память столичных ангелов,

Одевавшихся не по моде,

Вечных гостей дорогих ресторанов,

В память их уходящей породы.

Их поклонников, что, к сожалению,

Никогда не бывали счастливы,

Их переменчивых наслаждений,

Их веселой ненастоящести.

В память их снов в обнимку с игрушками,

Их цветов, летевших в корзины,

Их духовности и бездушности,

Мужества тех, кто остался с ними.

«Зима отражается в небе…»

Зима отражается в небе.

Что за белые ночи!

Провожу их с другими.

Эта игра окончена.

Жаль, не стала подругой

Тому, кто не знает дома.

Ночь укачала вьюгой.

Ты… ты уехал снова.

Уехал… я хохотала.

И стелилась белая гладь

Полюбившимся эпилогом:

«Все любя, ничего не желать».

«Она – пшеничные волосы, бледный рот…»

Она – пшеничные волосы, бледный рот,

Царская выходка, вечно пустой карман.

Он – потертая куртка и шрам на щеке.

Любит выпить, но никогда не бывает пьян.

В ее солнечном утре есть слабость и детский смех,

Крем для лица, чай с жасмином и сигареты.

Он вообще не любит вставать по утрам.

Он любит скорость и секс, но сейчас не будем об этом.

Они встретятся сегодня, где-то около двух.

Случайно столкнутся на улице возле ЦУМа.

Она вспыхнет, ей хватит каких-то пары минут

Чтоб уткнуться лицом в его куртку и ждать поцелуя.

Он смутится. В дыме ее волос

Станет жизни не жалко. Потом звонки без ответа.

Он – еще две встречи, вечер, ветер в лицо.

Она – его последнее лето.

«Проснуться, когда в комнате еще темно…»

Проснуться, когда в комнате еще темно.

Разглядывать спящего рядом – видеть Бога,

Вычитывать каждую линию у него

На небритом лице. Себе нагадать дорогу.

Босиком по паркету… Счастье – это сейчас.

Выкурить первую в форточку: там морозно.

В чемодан кинуть вещи и, такси заказав,

Потянуться, как кошка – длинно и грациозно.

В зеркале увидеть почти что Бриджит Бардо

И… ее осуждая за непостоянство,

Написать на обрывке бумаги несколько слов:

«Все хорошо. Я вернусь. Не грусти напрасно».

«Кто бы знал, что такое возможно…»

Кто бы знал, что такое возможно,

Но он чем-то ее задел.