Каким-то образом война все же пощадила эту дворянскую усадьбу, и древний графский особняк вставал теперь между тремя снарядными воронками и стволами поваленных деревьев, словно фрагмент растерзанных декораций. Да и германские солдаты суетились во время расчистки старинного парка, словно рабочие сцены, кому велено как можно скорее вернуть этому помещичьему гнезду былой аристократический лоск и романтическую мечтательность.
Приказав шарфюреру СС Лансбергу остановить их агитационную «фюрер-пропаганд-машинен» на пологом прибрежном склоне, барон фон Штубер вышел из кабины и, поднявшись на ближайший холм, несколько минут провел там, осматривая широкую, окаймленную гранитными скалами и валунами излучину реки.
Понтонный мост был наведен метрах в двухстах ниже по течению Южного Буга. Стоя на возвышении, оберштурмфюрер с полководческим величием наблюдал за тем, как все новые и новые подразделения вермахта в марш-броске переправляяются на левый, низинный берег, чтобы тут же, рота за ротой, раствориться между подернутыми дымкой степными курганами.
«Итак, еще одна великая славянская река…» – воинственно вскинул подбородок эсэсовец. В эти минуты он чувствовал себя военачальником, по взмаху руки которого целые легионы бросаются в бурлящие воды пограничных рек, и не видел впереди силы, встающей препятствием на его пути к тем землям: «Русским не удалось остановить нас на Южном Буге и вряд ли удастся остановить на Днепре. Судя по всему, настоящее сражение развернется только на берегах Волги, где русские будут сражаться, как на последнем рубеже».
– Как, и вы здесь, барон фон Штубер?! Вот уж не ожидал!
Оберштурмфюрер не заметил, как одна из проходивших мимо машин, свернув в сторону поместья, остановилась у подножия холма. А зря.
– В конечном итоге все мы, господин штурмбаннфюрер[1], движемся в одном направлении – на восток, – напомнил он Фридриху фон Роттенбергу, еще недавно возглавлявшему отдел гестапо, расквартированный в Подольске и действовавший теперь в ближайших тылах группы армий «Юг» на Днестре.
– И путь наш, – речитативно продолжил его мысль фон Роттенберг, – пролегает нынче от одной великой славянской реки к другой!
– Но Южный Буг – река особенная. Можно сказать, знаковая. В течение многих столетий она оставалась пограничной между Едисанской ордой[2] – вассалом Крымского ханства, а значит, и Турции – и землями славян.
– Не усердствуйте, барон, – небрежно обронил Роттенберг, всматриваясь в казачий берег сквозь цейссовские стекла бинокля. – Нам и так известно, что вы считаетесь лучшим специалистом по России во всей группе армий «Юг». Некоторые ученые мужи в Берлине уже называют вас «Великим психологом войны».
– И все же мы с вами, по существу, стоим сейчас, – словно бы не расслышал его слов оберштурмфюрер СС, – на стыке трех империй: Польской, Российской и Турецкой. Некогда, само собой, могучих…
– Спасибо за экскурс в историю. Только вот что я вам скажу, барон: мы для того и пришли на эти берега, чтобы впредь никто и никогда не вспоминал об империях, давно ставших историческими призраками.
– Но пока что мы обязаны знать историю тех земель, которые намереваемся…