Читать Машинка внутри

Если люди и цивилизация несовместимы – что в любом случае всем нам известно, – ничего не поделаешь: старайтесь извлечь максимум при плохой игре.

Норман Мейлер

Если хочешь сделать что-то по-настоящему правильное и честное, делай это в одиночку.

Ричард Йейтс

Она сидела на камне в десяти метрах от дороги и плакала. Проезжая мимо, Геннадий Цветков ощутил какое-то неудобство, вроде того, которое испытывают здоровые, навещая больных, счастливчики в присутствии несчастных, выжившие при встрече с мертвыми. Он знал, что от этого никуда не деться, пока ты окончательно не превратился в камень, но в то же время не мог же он сочувствовать всем. Шесть миллиардов больных или несчастных, еще больше мертвецов. Не хватит никаких сожалений, никакого сердца, никаких слез. Надо сцепить зубы и ехать дальше. Кто знает, не настанет ли вскоре время жалеть себя? На жалость со стороны других рассчитывать не приходилось – официально гражданина Цветкова попросту не существовало.

И он поехал дальше. Но был один нюанс, чертов половой вопрос. Он забыл бы плачущую старуху, плачущего мужика и даже – назовите его лицемерным чудовищем – плачущего ребенка. Красивую молодую женщину он не забыл. Проклятие Адама лежало и на нем. Оно ослепляло. Оно притупляло нюх. Оно заставляло пренебрегать постоянной опасностью. Совсем как в тот раз, в «Армагеддоне», когда он наткнулся на шлюху с бритвой. Отрезанный палец побаливал до сих пор. Но это был, к счастью, всего лишь мизинец на левой руке, а не член (как говорится, почувствуйте разницу), и, оставшись мужчиной, он не всегда помнил, чего мог лишиться.

Сейчас, после четырехмесячного воздержания, с его памятью было особенно легко договориться.

Цветков затормозил, остановился и сдал назад. Можно сказать, купился на женские слезы. А заодно услышал, как самодовольно заурчало мужское «я» в предвкушении возможного угощения. Но прежде всего он купился на женские слезы.

Не он первый. Не он последний.

Собственно говоря, то, что женщина молодая и красивая, он увидел не сразу. Интуиция? Какая там, к дьяволу, интуиция. Уже потом напомнила о себе лишенная эмоций и либидо механическая машинка внутри его мозга, которая всегда, что бы ни творилось снаружи, продолжала просчитывать варианты, не подавая до поры до времени сигналов тревоги. И машинка вычислила: уродливую они не подсадили бы. Потрошители тоже кое в чем разбирались и знали, как заставить потенциального донора выйти из машины.

Когда он оказался прямо против нее, она продолжала сидеть со склоненной головой и утирать слезы. Даже не взглянула на «спасителя». Ее горе могло бы сойти за искреннее. Она не искала первое встречное плечо. А может, он столкнулся с еще более изощренной игрой?

Через пару секунд выяснилось, что его воздержание продлено на неопределенный срок. Потрошители появились бесшумно. Их было трое, не считая приманки, которая сразу перестала рыдать и ощерилась, показав настоящее лицо. Действительно, красивое. Будет немного жаль ее убивать…

Цветков зевнул и выдохнул остатки утреннего тумана, затем поправил жилет со вставками из арамидного волокна, неплохо защищавший грудь и живот. Наивный, собирался расслабиться, но, похоже, ему никуда не деться от привычной работы. В последнее время он не искал ее, она сама его находила. Чем не торжество правосудия без лишней волокиты, как любит выражаться действительный советник Набоков, возглавляющий шестнадцатое отделение «Химеры». Но как же хорошо, когда наводки слепого (по идее) правосудия совпадают с собственными желаниями.