Я стояла раком на огороде, в широком длинном платье, скрывавшем все мои прелести, и вырывала из земли сорняки. Эти гады, как назло, после вчерашнего дождя, поперли с удвоенной силой. И теперь грядки с луком и морковкой были заполнены травой. На огород, как и на дом рядом, была наложена магическая защита, так что я не боялась, что кто-нибудь увидит меня в неподобающей для деревенской ведьмы позе.
Спина затекла, ноги болели, но оставалось совсем немного, каких-то три грядки, а потому я упорно продолжала «развлекаться» на огороде. Руки в матерчатых перчатках совершали привычные движения, уничтожая гадкие сорняки. Можно было бы, конечно, применить магию, но тогда оставался риск быстро распрощаться с фигурой. А я любила то тело, в которое попала год назад. Фигуристое, молодое, ладное, оно привлекало внимание мужчин деревни ничуть не меньше, чем лицо. То тоже радовало глаз, и посторонний и мой собственный. Ведьма, симпатичная, яркая, - вот что отражалось в зеркале, когда я в него смотрела. И чтобы не зарастать жиром, я старалась пользоваться магией не так часто, большую же часть работ и в огороде, и в доме выполняла самостоятельно.
Я разогнулась, схватилась за поясницу, помянула незлым тихим словом все типы сорняков, известные в этом регионе, и кое-как доползла до очередной грядки. Ничего, ничего. Вот вырастут скоро и морковка, и лук, и я вознагражу себя за все труды. С этими мыслями я снова склонилась над грядкой. Ну, проклятые гады, идите сюда.
Добив минут через сорок-пятьдесят последний сорняк на последней грядке, я походкой земной бабы Яги поплелась в дом. Сейчас кофе бы, да с зефиром в шоколаде… Эх, мечты. Что то, что другое осталось на Земле. А я – здесь, в теле Арины, деревенской ведьмы. Впрочем, ей самой, попавшей в мое земное тело, не слаще приходится. И тут уже не знаешь, кого из нас жалеть. Я-то хоть в свое время фэнтези о попаданцах начиталась, быстро разобралась, что к чему. А Аринке тяжко. Попробуй привыкни к земной технике.
По утоптанной тропинке между грядок я дошла до домика, небольшого, двухэтажного, сложенного из дерева, потянула за дверь, перешагнула порог.
Меня встретил обалденный запах свежесваренного борща. У деревенской печи хлопотала невысокая полная домовушка Глашка. Она и готовила, и убирала, и закрутками на зиму занималась. Настоящее подспорье для городской меня.
- Глаша, ты меня балуешь, - пошутила я, помыв руки под струей воды в рукомойнике. – Вот сейчас как наемся, в дверь влезать перестану.
Глашка повернулась от печи и окинула меня насмешливым взглядом.
- Чтобы в дверь не влезать, тебе ведро блинов за сутки съесть надо. А ты все фигуру блюдешь.
От Глашки не утаилось перемещение наших с Ариной душ, она знала, кто перед ней, и успела нахвататься у меня земных словечек, которыми порой щеголяла при разговоре с деревенскими домовыми, вводя их при этом в ступор.
- Так сама ж говоришь, что мне жених нужен, - отшутилась я и уселась на деревянную табуретку возле накрытого скатертью обеденного стола, - а в деревне девки почти все фигуристые, но не толстые. Растолстею – не возьмут меня замуж.
- Нужны тебе те деревенские, - презрительно проворчала Глашка, - ты девка умная, городского охомутать сможешь.