Читать Одна ночь
Действующие лица
Марфа Васильева.
Даша – её дочь.
Сережа – её сын.
Иваненков Павел Васильевич – управхоз.
Лагутин Захар Иванович – монтер.
Архангельская Елена Осиповна – командир санзвена.
Ольга Петровна – домашняя хозяйка.
Оля.
Нюся.
Шурик.
Действие первое
Восемь часов вечера. Контора домохозяйства № 263, просторная, высокая, со сводчатыми потолками. По конторе из угла в угол шагает, бормоча что-то, монтер домохозяйства, старик в круглых очках, с аккуратно подстриженной бородкой, Захар Иванович Лагутин. Радиорупор на стене передает непрерывно отчетливый, ровный стук метронома: тик-так, тик-так!
Лагутин(внезапно останавливаясь). Эх, праздничка, праздничка хочется. Ох, сестрицы, братцы золотые, дорогие, как мне праздничка хочется! Чтоб лег веселый, а встал легкий! Праздника, праздника, праздника бы мне!
Звонит телефон.
Слушаю! Контора домохозяйства № 263. Управхоз вышел. Говорит монтер Лагутин. Потому управхоз не пришел на совещание, что дворника хоронил. А кому еще одинокого дворника хоронить? Человек умер на посту, шел в милицию, а попал под артобстрел. Ладно. Хорошо. Передам. (Вешает трубку.) Собрания, совещания, совещания, собрания… (Обращается к репродуктору.) Тик-так, тик-так! Что ты отсчитываешь? Скажи ты мне – что? Сколько нам жить осталось до наглой смерти или сколько до конца войны? Тик-так, тик-так!..
Вопли за дверь: «Составлю на вас акты, дьяволы!»
Вот и управхоз идет…
Распахивается дверь. Быстро входит высокий человек в старой солдатской шинели. В барашковой шапке с ушами. Это управхоз Иваненков.
Иваненков. Вы у меня дождетесь, трепачи проклятые! Шутки шутят в условиях осажденного города!
Лагутин. Чего ты расстраиваешься?
Иваненков. Да как мне не расстраиваться? Этот чертов Шурик стоит в коридоре и подымает панику.
Лагутин. Каким манером?
Иваненков. Воздушную тревогу изображает, паразит. У-у-у! У-у-у! До того похоже, что даже я поверил, из квартиры выскочил. Уже пятнадцать лет парню, а он все шутит! Девчонки хохочут, а он старается, воет. Ну, тут я им показал, по всем лестницам от меня бежали, черти.
Лагутин. Скучают ребята.
Иваненков. Молчи! Ты что жуешь?
Лагутин. Да нет, это я так, бормочу.
Иваненков. Займи сухарик, я отдам.
Лагутин. Нет у меня, Паша, сухариков. Я ведь, Паша, ничего не запас.
Иваненков. И я не запас. Управхозу нельзя запасать. Сегодня одна гражданка в булочной научила, как обращаться с соевыми бобами. Надо их, Захар, сырыми поджарить, пока не зарумянятся, а потом уже в воду. Тут только они, проклятые, разварятся.
Лагутин. Пробовал?
Иваненков. Нет.
Лагутин. Почему?
Иваненков. Бобов нету.
Лагутин. В квартире двадцать восьмой домработница живет, Зина. Ее тетки сосед в штабе работает. Он говорит, еще только одну декаду нам терпеть. А потом непременно пойдут эшелоны с продовольствием. Со всех концов Союза пригнали к нам, Паша, муку белую, крупчатку, сахар, гречку, пшено, рис, масло и животное, и растительное, какого только твоя душа пожелает. Разобьют кольцо, откроется дорога и хлынет к нам, Паша, питание. Ты что ищешь?
Иваненков. Приказ.
Лагутин. Опять?
Иваненков. Надо, надо приказывать, Захар, надо, надо!
Лагутин. Дергаешь ты народ.
Иваненков. А его надо дергать. Надо, надо! Не понимает народ, что живет в условиях осажденного города. Буду составлять акт на каждого, кто числится в резерве группы самозащиты, а сам во время сигнала воздушной тревоги сидит себе дома.