Читать Король воров

Взрослые не знают, что это такое – быть ребенком.

Даже когда утверждают обратное.

Они ничего об этом не помнят.

Ты уж поверь.

Они все позабыли.

Забыли, каким огромным казался им тогда мир.

Как трудно было слезать со стула.

И каково это было – все время смотреть снизу вверх.

Позабыли.

Не помнят напрочь.

И ты позабудешь.

Взрослые, правда, любят поболтать о том, как это было прекрасно – быть ребенком.

Иногда они даже мечтают снова стать детьми.

Только вот о чем они мечтали, когда детьми были?

Ты-то знаешь?

По-моему, они мечтали наконец-то стать взрослыми.

Когда Виктор впервые услышал о Проспере и Бо, в городе Луны стояла осень. Солнце отражалось в глади каналов, ласково покрывая древние стены матовой позолотой, но ветер с моря задувал ледяной стужей, словно желая напомнить людям: скоро зима. В продрогших переулках вдруг запахло снегом, а осеннее солнышко если и пригревало слегка, то только каменные крылья ангелов и драконов на крышах.

Дом, где Виктор жил, да и работал, стоял на канале, настолько вплотную у самой воды, что внизу волны плескались и хлюпали о стены. Иногда ночами Виктору снилось, будто дом, а с ним и весь город тонут в этих волнах. Будто море смыло дамбу – эту тоненькую нить, что связала Венецию с сушей, словно привязанный к берегу ящик с золотом, – и вот-вот поглотит все: мосты и дома, дворцы и храмы – все, что люди столь отчаянно и отважно понастроили прямо на воде, можно сказать, у стихии под самым носом.

Но пока что все это стояло, держалось на своих деревянных ногах-сваях, и Виктор, прильнув к окну, сквозь мутноватую пелену запыленного стекла разглядывал все это великолепие. Ни одно место на свете не бахвалится своей красотой столь бесстыдно, как город Луны. Под лучами солнца, норовя перещеголять друг друга лоском, сияли шпили и арки, башни и купола. Что-то насвистывая, Виктор повернулся к окну спиной и подошел к зеркалу. «В самый раз погодка, чтобы новые усы опробовать», – подумал он, ощущая своим мощным загривком ласковое тепло утреннего солнышка. Только вчера он приобрел это новое украшение: шикарные усы, черные, густые, пышные – любому моржу на зависть. Аккуратно приклеив их себе под нос, он даже на цыпочки привстал, чтобы вы глядеть внушительнее и выше, повернулся в одну сторону, потом в другую и настолько углубился в созерцание своего отражения, что шаги на лестнице услышал лишь тогда, когда они раздались уже под самой его дверью, где и замерли. Клиенты. Вот черт! Ну неужели как раз сейчас надо его отрывать?!

С тяжким вздохом он уселся за письменный стол. Под дверью перешептывались. «Наверно, табличку мою разглядывают», – с гордостью подумал Виктор. Табличка была черная, блестящая, и на ней золотыми буквами было выведено: Виктор Гец, детектив. Расследования любой сложности. Надпись он заказал на трех языках, ведь к нему нередко приходят и клиенты-иностранцы. И латунную львиную голову с тяжелым кольцом в пасти, чтобы в дверь стучать, он как раз сегодня утром на драил до блеска.

«Ну что они там?» – подумал он, раздраженно барабаня пальцами по подлокотнику кресла. И в нетерпении крикнул:

– Avanti![1]

Дверь отворилась, и в кабинет Виктора, который одновременно служил ему и гостиной, вошли двое – мужчина и женщина. Теперь они неприязненно озирались, разглядывая его кактусы, коллекцию усов и бород, стоячую вешалку с уймой шляп и беретов, кепок и даже париков, огромную карту города на стене и крылатого льва, что красовался на столешнице, прикидываясь пресс-папье.