По истоптанной траве гуляет коза
1
Костлявая блондинка из катера, идущего от набережной Корнилова до северной стороны бухты, вертела книжку столь рьяно, что у меня начались «вертолеты», тягучие, как отдающая оскоминой на зубах жвачка. Вниз-вверх, влево-вправо, по кругу. Точно джойстик.
Сидя напротив, я пытался не смотреть, не погружаться в транс от ее движений, предпочитая сосредоточиваться на оставленном для кондиционирования пространстве между загорелыми ногами, но проклятый квадрат мезмеризировал.
– Не вертите, пожалуйста! – вспыхнул я, и слова дались мне с заметным усилием.
Она хмыкнула и несколько раз демонстративно махнула книжкой; «Ночной молочник» Андрея Куркова:
– Вот так, да?
Но все-таки отложила, уставилась в окно катера. Я проследил за ее взглядом: Равелин замер у моря пористым пряником.
Однако издевательство не закончилось – оно вступило в новую, аудиальную, фазу. Тонкими настырными пальцами блондинка застучала по выщербленной пластмассе бортика. Звук нарастал, перерастая в шаманский ритм, который, подчиняя, дурманил, и катер, раскачивающийся на волнах, лишь дополнял картину.
Я, словно гладя блондинку, провел взглядом по угловатой руке к плечу с проступающей сеточкой вен, приблизился к горлу. Голова чуть повернута, мышцы напряжены. Вцепиться, нажать, задушить. Обрубить звук.
От блондинки я спасся лишь тогда, когда вернулся в родные Каштаны и, выйдя на обязательную прогулку, рассеял гипноз пивом. Впрочем, и тогда меня терзало послевкусие магической встречи.
Сидя на бетонных трибунах недостроенного стадиона «Спартак», который хотели переименовать в стадион имени Эмиля Ганиева, зарезанного предположительно русскими националистами в селе Штормовое, я силился вспомнить, куда задевалась бабушкина книга «Как защититься от чародеев».
На когда-то футбольном поле, где культями зомби торчали спиленные на металлы обрубки ворот, паслись белые, серые, бурые козы. Большая их часть ленивыми пашами возлежала на голой, как брюхо щенка, земле. Другие медленно, образами из фантазии Стивена Кинга, бродили по стадиону, удобряя его мелкой дробью экскрементов, напоминающих пивные колбаски из сельмага «Огонек».
В «Огоньке» работала Анжела. Анжела давала всем. Бабушка говорила, что у нее бешенство. Но славна Анжела была не этим, – сколько таких на планете? – а тем, что наматывала круги вокруг коробок и пачек, когда принимала товар. Непривычный экспедитор, наблюдая, как блондинка, упакованная в халат пчелиной расцветки, волчком бегает рядом, превращался в безвольную куклу. Опытный же экспедитор – тот, которому Анжела дать успела, – смотрел на вещи спокойнее, но и ему было не по себе.
Вот и пятнистая коза, точно Анжела, наматывала круги у трибун стадиона. Может, и у нее было бешенство. Так что если боднула – наблюдай десять дней, а коль сдохла – секи голову, вези в районную СЭС. На экспертизу. Чтобы тебя спасли.
Там, в кабинете с перхотными стенами и пустыми шкафами, будет сидеть злая баба, взопревшая, с лицом цвета спелого буряка, которая отправит обратно домой, потому что нет финансирования, не до козьих голов, тут хоть бы с иксодовыми клещами справиться.
Мысленно серфингуя подобным образом, я начинал думать, что в пятнистую козу вселилась костлявая блондинка из катера.