Читать На лыжах
Спешим на предвыборное собрание младофиннов[1]. Идём узкой лесной дорогой на лыжах. За все эти дни, там и тут, то и дело встречаешь на больших дорогах и на узких лесных дорожках людей, идущих на лыжах. Всё взрослое население Финляндии – мужчины и женщины – в движении: собираются по деревням, спешат на предвыборные митинги, ходят друг к другу и обсуждают один для всех близкий вопросы: кого выбирать депутатом в сейм?
И мы идём на лыжах по узкой лесной дороге и спешим на предвыборное собрание. Впереди меня идёт Пекко Лейнен, мой приятель страны лесов и туманов.
Он – низенький коренастый человек, с широкими плечами, прекрасно говорит по-русски, на собрании рабочей партии говорит с увлечением и его всегда охотно слушают. В своём рабочем районе Пекко особенно популярен, в особенности среди своих единомышленников. Старофинны и младофинны его ненавидят за его резкие нападки на «буржуазные» партии.
Пекко Лейнен только вчера вернулся домой после недельной командировки в соседние приходы, где он выступал в роли «выборного агитатора» от рабочей партии. Он немного охрип и жалуется на переутомление. На предстоящем собрании младофиннов говорить не предполагал, потому что его сменил другой выборный агитатор, и идёт со мною только из желания быть моим спутником и переводчиком.
Скользя на лыжах, мы спустились в лощину, перебрались через мостик и выбрались на холм с большими красностволыми соснами. На этом холме расположена небольшая финская деревушка, обитатели которой заняты рыбной ловлей на соседнем озере Вамильярви.
В этой деревушке Пекко должен познакомить меня со своим товарищем Иоганом. Впрочем, они теперь уже не товарищи, хотя по-прежнему не прерывают сношения, но видятся уже реже. Об Иогане Пекко говорит:
– Иоган с ума сошёл!.. Бросил нашу партию и сошёлся с «христианскими» рабочими.
– Почему же так? – спрашиваю я.
– Не нравится ему тактика социалистов.
– А программа?.. Разве он и программе изменил?..
– От программы он никуда не уйдёт, – хмуро заявляет Пекко. – Ведь он сапожник как и я… Земли у него тоже, что и у меня: усадьба да луга все в каменьях.
Иоган – высокий, стройный, с худощавым лицом. Глаза у него утомлённые, говорит вяло. Здороваясь, он крепко пожал мне руку и улыбнулся только глазами, как умеют улыбаться только финны. А исчезла улыбка в глазах, и опять в этих глазах – немного хмурое выражение.
Идём втроём вряд по широкой улице. Солнце светит ярко, по земле стелется снеговая дымка, «позёмка», как говорят у нас в России. Шуршат по снегу лыжи, и в их шорохе ухо улавливает что-то успокаивающее. Тихо на улице деревни, безмолвно в лесу, когда мы свернули с широкой дороги и вышли под зеленеющие своды елей и сосен.
Я попросил Пекко втянуть Иогана в разговор на тему о партии «христианских рабочих». По-русски Иоган, что называется, ни слова, так что Пекко пришлось говорить с ним и за себя, и за меня, и со мною за своего товарища. Иоган весьма охотно рассказал и о себе, и о своих соображениях, благодаря которым перешёл в партию «христианских рабочих», изменив социалистам.
Он, действительно, по-прежнему разделял программу рабочей партии, особенно экономические её параграфы, но его, как передал мне Пекко, «напугало поведение социалистов в сейме». Он боится изменения выборного закона после ряда роспусков сейма и боится нового неведомого закона, который может лишить его права на голосование. Иоган сослался даже на черносотенный петербургские газеты, в которых будто бы уже заговорили о перемене выборного закона в сейме.