Читать Солнечный поцелуй
1
– Катитесь к черту, мистер Бертон, – с презрительной полуулыбкой процедила Шеннон. – Вы – жалкий, мерзкий, отвратительный старикашка. И если вы думаете, что я прыгну к вам в постель только ради того, чтобы сохранить эту паршивую работу, то сильно ошибаетесь. Я ухожу. Да, ухожу. Вы еще приползете ко мне и будете на коленях умолять вернуться, но… – она подняла руку и покачала пальцем, – я не вернусь. И не просите. Счастливо оставаться.
– Но… но… вы не можете просто так взять и уйти, – жалобно заскулил Саймон Бертон, главный редактор популярной в Сан-Франциско газеты «Ньюс». – У нас контракт и…
– Я пришлю своего адвоката, – решительно перебила его Шеннон. – Разговаривайте с ним. – И, гордо вскинув голову, промаршировала из кабинета, не забыв хлопнуть дверью так, что бронзовая чернильница – упрямый старикан писал только перьевой ручкой – на письменном столе перевернулась и ее содержимое безжалостной волной окатило аккуратно разложенные бумаги.
Так тебе и надо, мстительно подумала Шеннон и открыла глаза. Ничего не скажешь, получилось эффектно. В последнее время она часто разыгрывала эту сцену в своем воображении, каждый раз внося в нее новые детали и доводя до совершенства.
К сожалению, в действительности ситуация выглядела несколько иначе. За окном снимаемой Шеннон квартирки на шестом этаже старого жилого дома в районе Кастро открывался прекрасный вид на бухту. Возможно именно благодаря виду платить за две комнаты с тесной ванной и крохотной кухней приходилось немалые деньги, восемьсот долларов в месяц. Иногда Шеннон опаздывала с оплатой, и тогда управляющий, Джин Забирски, поймав нерадивую квартиросъемщицу, читал ей длинную и нудную лекцию о безответственности, в коей он, Джин, усматривал корень всех бед не только современной Америки, но и всего мира, и обещал применить самые суровые из предусмотренных договором мер. Заканчивался конфликт всегда одинаково: Шеннон обещала внести плату в самые ближайшие дни, а Джин, сменив гнев на милость и проникшись сочувствием к бедняжке, советовал не торопиться.
– Жизнь чертовски вздорожала, – жаловался он, попивая предложенный кофе и оглядывая скромную кухоньку, в которой не могли разойтись даже двое. – Когда я только приехал сюда в шестьдесят девятом, мне хватало трех сотен в месяц, чтобы чувствовать себя королем. А сейчас, если ты зарабатываешь меньше трех тысяч, на тебя смотрят как на неудачника. Помяни мое слово, Шен, дальше будет еще хуже. Америка обречена. Пройдись по улице и прислушайся – вокруг говорят на каких угодно языках, но только не на английском. Каким таксистом может быть парень, еще полгода назад умевший управлять разве что верблюдом! Даже поесть толком невозможно. Фалафель, шакенуки, пельмени… Ты знаешь, что это такое? Мексиканцы, китайцы, арабы, русские… Да, Америка катится в пропасть. Наши внуки будут разговаривать на испанском. Серьезно, я сам недавно об этом читал в каком-то журнале. А телевидение! Что они нам показывают! Не смотрел бы!
Посокрушавшись и допив кофе, Джин уходил, а Шеннон открывала блокнот и садилась за подсчеты.
Хотя она и работала в трех местах, денег катастрофически не хватало. Еще три года назад, сразу по приезде в Сан-Франциско, Шеннон установила для себя строгие правила экономии и завела тетрадь, куда ежедневно записывала все свои расходы. По прошествии двух месяцев выяснилось, что примерно треть заработка уходит на мелочи, без которых вполне можно было бы обойтись. Еще через два месяца, после повторной ревизии, она поняла, что не может обойтись как раз без этих мелочей.