Часть первая
Скорпион и египтянка
Панглос сказал так:
– Учитель, мы пришли спросить у вас, для чего создано столь странное животное, как человек?
– А тебе-то что до этого? – сказал дервиш. – Твое ли это дело?
– Но, преподобный отец, – сказал Кандид, – на земле ужасно много зла.
– Ну и что же? – сказал дервиш. – Какое имеет значение, царит на земле зло или добро? Когда султан посылает корабль в Египет, разве он заботится о том, хорошо или худо корабельным крысам?
– Что же нам делать? – спросил Панглос.
– Молчать, – ответил дервиш.
Вольтер
Цусима
Семена Юшина призвали на флот из самой глуши Тамбовской губернии.
Была в Темниковском уезде такая деревенька Гнилой Брод. Окружали ее леса, болота, о море или океане там не знали. Правда, много было волков, к ним в Гнилом Броду относились, как к комарам, – отмахивались. Волк мог выйти из леса и приветливо сказать: «Здравствуй, товарищ!» – на это не обращали внимания. Жизнь текла как везде – сажали картошку, кляли налоги, терпеливо ждали каких-то чудесных событий, дивились на ночные звезды, дышали сырыми туманами. Зимой Семен с другими ребятишками бегал на замерзшее болото искать подо льдом пузыри вонючего газа. Найдя такой пузырь, пешней пробивали отверстие, подносили спичку – и поднимался над мерзлым болотом тихий, как бы сонный язык огня.
Короче, уезд был столь дик, что, очутившись в городе, Семен мало чему удивлялся: когда удивляет всё, удивления не замечаешь, бродишь с открытым ртом.
Конечно, Семен и раньше догадывался, что за болотами, окружавшими Гнилой Брод, может оказаться всякое, ну, так оно и оказалось. Только перед вывесками модных магазинов Семен задерживался подолгу. Качал стриженой головой, внимательно всматривался в закорючки и палочки, волновался, подмечая неожиданный цвет той или иной плоскости, – мог стоять, пока не заинтересовывал околоточного. Про буквы Семен и раньше слышал, что посредством их определенного соединения можно сообщаться с ближними, но вот рисунки… Иногда ему казалось, что, может, он и сам бы мог изобразить розовый калач на вывеске булочной или зеленую бутылку над трактиром. Смущенный такой неожиданной мыслью, он приглядывался внимательнее. Вдруг видел отдельные мазки, улавливал мысленно ход кисти, улавливал линии, непонятно почему пересекающиеся именно вот так, а не иначе, можно сказать, что совсем не так, как вывел бы их он сам. Все равно линии и мазки сливались, в конце концов, в рисунок изящного мужского зонта или опрятной человеческой фигуры, к месту (улица все-таки!) украшенной высокой черной шляпой, а то какой-то необычной мебели. Диваны и кресла (не деревянные лавки и табуреты, как в деревне Гнилой Брод) Семен впервые увидел в Крюковских казармах, а потом на броненосце «Бородино», куда был назначен марсовым – спецом по такелажу – после обязательного срока обучения. На флоте, кстати, выявился единственный, зато особенный талант марсового Семена Юшина: одним средним пальцем правой реки он мог поднимать тяжесть, которую с трудом отрывали от земли два комендора. Конечно, не больше, чем на аршин от земли, но зато только одним, только средним пальцем. Всей пятерней не получалось, видно таким уродился.