Как мы в Евпаторию выступили
На самом деле, мы выступили, кончено, в Гурзуф, но поезд был евпаторийский, и у меня даже был на него билет – аж до самой Евпатории.
Меня спросят:
– Как билет? Почему билет?
Более того: билет образовался и у Сереги. Трудно в это поверить, но факт. И не единственный в нашей жизни. Например, как-то раз мы ехали по билету в Таллинн и в Ригу, но это – другие истории.
А вышло всё вот как. Когда Еня Алини и его друзья окончили МАДИ и стали офицерами, родители решили их премировать поездкой к морю, и не нашли ничего более умного, чем всем им достать профсоюзные путевки в евпаторийский санаторий. Вернее, эти путевки достал один из родителей, тоже офицер. Вероятно, он рассуждал так: пусть ребята покрепче сдружаться, ведь им предстоит еще два года вместе служить. Он, конечно, не знал, офицер, что ребята и так уже сдружились за пять лет обучения в МАДИ: и бухали вместе, и фачились, а уж Джуманиязов понаделали столько, что этими Джуманиязами, думаю, можно было всю Евпаторийскую бухту залить.
И вот, решил я в их компанию втереться, и билет вместе с ними взял, несмотря на то, что Серега даже на уровне идеи от такой возмутительной жизни отказался. Он сказал:
– В Евпаторию? На этот детский курорт с маленькими трамваями? С лолитами? На три недели в дом отдыха? По билетам?
И я на все его вопросы пристыжено кивнул.
Серега сказал:
– Яша. Иди-ка ты в пелвис со своей Евпаторией.
Я сказал:
– Но ведь там сам Еня Алини будет, офицер.
Серега сказал:
– Вот что мне и удивительно. Что там он делать будет? В Евпатории.
Я сказал:
– В Евпатории Еня Алини будет бухать. Побухивая, он будет кататься на маленьких трамваях с лолитами. В мелком море Евпаторийского залива трудно утонуть, потому что Еня Алини никогда не дойдет до глубины. Каждый день он будет спать в постели с простынями…
И так далее. По мере того, как я рассказывал о том, что Еня Алини будет делать в Евпатории, мне становилось все скучнее и грустнее, как Лермонтову.
И тогда я сказал:
– Серега. А давай мы просто с Еней и его друзьями-офицерами до Евпатории доедем, там разбухаемся и дальше, через Севастополь – в Гурзуф вырвемся.
Серега сказал:
– Нет, Яша. Мы лучше с друзьями-офицерами до Джанкоя доедем, и уже из Джанкоя – в Гурзуф вырвемся. А Еня Алини пусть сам на детском курорте с лолитами на трамваях катается. И еще одно условие: я буду с вами не по билету до Джанкоя ехать, а стюпом.
Сказано – сделано. Хотя, конечно, сделать стюб евпаторийскому поезду до самого Джанкоя – акция почти невыполнимая. Скорее всего, придется мне с Серегой где-нибудь в Харькове зависнуть, и это мне не очень нравилось, потому что мой билет был до самой Евпатории. Вот если бы этот билет кому-нибудь по пути толкнуть, его половину, от места, где нам сделают стюп, до Евпатории, или, хотя бы сделать этому билету ченч на батл водки… Но это – вообще фантастическая идея.
Надо заметить, что это было еще до того, как сам Еня и его офицеры зависли на два года в Харькове. Они еще и не знали тогда, что их именно в Харьков служить назначат. А до тех пор Харьков – это был для нас всего лишь один из городов: тот, где в Русском музее был Мальчик в феске работы Борисова-Мусатова, и тот, где трудно, почти невозможно было пройти по улице Свердлова.