Читать Пусть смерть меня полюбит

Шрифт

Интервал

Ruth Rendell MAKE DEATH LOVE ME

Иллюстрация на переплете Анатолия Дубовика

* * *

Дэвиду Блэссу с любовью
При написании этого романа мне понадобилась помощь по некоторым аспектам банковского дела и огнестрельного оружия. Мне очень повезло – Джон Эшард смог просветить меня по обоим вопросам. Я чрезвычайно ему признательна.
Р.Р.

На столе перед ним лежали три тысячи фунтов. Они были разложены на тридцать пачек, в большинстве своем были пятифунтовые банкноты. Он вынул их из сейфа, когда Джойс ушла на обед, и разложил, чтобы полюбоваться ими, как любовался в последнее время почти каждый день. В сейфе лежало вдвое больше, но он никогда не вынимал более трех тысяч, потому что подсчитал, что три тысячи фунтов – как раз та сумма, которая способна купить ему свободу на один год.

С неким возбуждением, от которого перехватывало дыхание – он полагал, что большинство людей испытывает такое возбуждение при мысли о сексе, хотя никогда не ощущал этого сам, – он смотрел на деньги, переворачивал пачки, прикасался к ним. Сначала прикасался осторожно, потом твердо и властно, как будто они принадлежали ему, как будто денег у него намного больше. Он положил по две пачки в каждый брючный карман и начал расхаживать по маленькому кабинету. Затем достал свой бумажник, где лежали два фунта, вложил в него сорок и снова застегнул, оценив, насколько толще теперь стал бумажник. После этого отсчитал тридцать пять фунтов в чью-то воображаемую ладонь и произнес: «Тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять», – глядя в глаза выдуманному визави. На этом моменте он ощутил, как лицо заливает румянец, и понял, что зашел чересчур далеко в своих фантазиях.

Он вовсе не намеревался красть эти деньги. Если три тысячи фунтов пропадут из маленького отделения, где находились только дежурный банковский служащий (вежливо именуемый менеджером) и девушка-кассир, и девушка окажется на месте, а менеджер – нет, то банку «Энглиан-Виктория» не потребуется долго вычислять преступника. Верность банку не удержала бы его от кражи, но удерживал страх быть пойманным. В любом случае ему не суждено было уехать прочь или быть свободным, он точно это знал. Пусть даже ему всего тридцать восемь лет, но его тридцать восемь были куда ближе к старости, чем тридцать восемь лет у других людей. Он был слишком стар, чтобы сбегать куда-либо.

Он неизменно обрывал свои фантазии, когда чувствовал, что краснеет. Прилив стыда напоминал ему о том, что он переступил границы, – а так всегда случалось, когда он ловил себя на том, что принимает участие в каком-то тупом представлении или даже действительно говорит вслух нечто вроде: «Это был депозитный счет, завтра утром я пришлю вам погашение на сумму пять тысяч девятьсот фунтов». В этот миг он останавливался и думал, до чего же довел сам себя и почему из-за такой совершенно абсурдной прихоти нарушает одно из священных правил банка. Вообще-то он не мог открыть сейф в одиночку: он не должен был знать комбинацию цифр, известную Джойс, а она не должна была знать ту, что передали ему. Он очень часто ощущал себя виноватым в присутствии Джойс, поскольку она-то была честна, как святая. Она сообщила ему комбинацию Б (согласно должностным обязанностям, он знал комбинацию А) после того, как он многоречиво и правдоподобно объяснил ей, что данное правило создано ради того, чтобы его нарушать, и что все без колебаний преступают этот смехотворный запрет.