«ОБЪЕКТ НАХОДИТСЯ ПОД ОХРАНОЙ ПРЕДПРИЯТИЯ „СПРУТ“».
Каждый раз, подходя к месту своей опасной и трудной службы, я невольно читаю этот угрожающий стикер, прилепленный прямо на парадных дверях. Полгода назад его пришпилил завхоз Гасанов, чтобы отпугивать пьяных тинейджеров, время от времени обстреливающих окна нашего объекта пустой стеклотарой и камнями. Количество обстрелов, правда, не сократилось, но стикер не отодрали, он вносил в унылый пейзаж некое оживление, яркой синей кляксой красуясь на серых дверях с глазком. Как вы, может быть, догадались, под словом «объект» скрывается наш маленький, но гордый отдел милиции. Что скрывается под предприятием «Спрут» я озвучивать не буду, все это и так знают, чай, не в Америке живём.
Постовой Мухин, или Человек в Железной Каске, как я его называю, торчащий в дозоре возле позорного стикера и, по обыкновению, мусолящий во рту сморщенную папиросу, поправив боевой автомат, приветствует меня тяжёлым рукопожатием и пропускает внутрь. Не буду утомлять описанием жестокого аромата, наполняющего воздушное пространство объекта. Вызывать у обывателя приступ астмы совсем ни к чему. Главное, свыкнуться и не обращать внимания. Зимой будет ещё хуже. Вездесущие рекламщики уже вовсю используют этот аромат в корыстных целях, развесив по отделу плакаты с пропагандой дезодорантов.
В коридоре участковый Вася Рогов стирает старой форменной кепкой чёрную пыль с гипсового бюста Дзержинского. Бюсту лет пятьдесят, он изрядно повреждён временем и хулиганами, но команды убрать Эдмундыча из коридора пока не поступало. Вероятно, бюст представляет художественную или историческую ценность. Говорят, замполит собирается провести в отделе референдум, планируя заменить основателя ВЧК на более нейтрального Петра. Но, думаю, у него ничего не выйдет. Эдмундыч, возможно, сатрап, но он как-то привычнее и, если так можно сказать, роднее. Пыль с бюста последний раз стирали во второй половине прошлого века, ещё при социализме, поэтому действия Василия меня настораживают.
– Михалыч попросил, – заметив моё удивление, бросает Рогов. – Он тебя, кстати ищет.
Михалыч – наш пожилой дежурный офицер, тянущий лямку в отделе уже третий десяток и обладающий в силу этого непререкаемым авторитетом. Пожелав Рогову успехов в борьбе, я перемещаюсь в дежурную часть. Михалыч, сидящий за пультом, словно командир воздушного лайнера перед штурвалом, встречает меня дружественным матом, на котором он, как большинство соотечественников, разговаривает. Закончив традиционное приветствие, ветеран переходит к сути вопроса.
– Андрюша, епть… Ты сегодня старшой по отделу. Принимай бразды, епть.
– Не понял. А где командиры?
– Шишкин в отпуске, Егоров со Стародубом на больняке. Простудились. Сам видишь, не май месяц. – Михалыч суёт мне под нос лохматый журнал приёма дежурств и переходящий символ отделенческой власти – мобильник «Нокия» старой модели.
Вижу, что не май, а июль. Грех не простудиться. Спорить бесполезно. После начальника и двух замов, я действительно самый главный в отделе, хотя всего лишь старший лейтенант. Черкаю в журнале, что дежурство принял, забираю мобильник. Мобильник один на отдел, и я торжественно клянусь Михалычу его не посеять.