Читать Убийца. Пьесы

Шрифт

Интервал

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

От автора

В театр я попал случайно. Никогда не был, что называется, «человеком театра» и даже особо прилежным зрителем. И современную пьесу представлял так: действие происходит в 17-м веке в Европе, по сцене ходят люди в костюмах и изображают что-то такое с намеком на современность. А потом вдруг прочитал пьесы Пресняковых, Курочкина, Пряжко – и понял, что есть язык, на котором я могу прямо говорить то, о чем думаю. Язык новой драмы. Причем сначала были именно пьесы, прочитанные глазами, а потом уже спектакли «Театра. док» и «Практики».
Мне кажется, что для сценариста очень важно писать для театра. Театр, при всех его ограничениях, дает автору практически безграничную свободу самовыражения. Такой свободы никогда не будет у сценариста в кино, даже если он сам снимает кино по своему сценарию.
М.

Убийца

Андрей

Оксана

Сека

Мама

1. Комната

АНДРЕЙ. Давно не могу понять, почему, когда молишься, даже если мысленно, появляется такая плаксивая интонация. Типа: «Всемогущий Бог, умоляю тебя, прости меня за мои грехи». Неужели ему обязательно надо, чтобы я там что-нибудь простерся в прахе перед ним, валялся в грязи, глотая сопли и умоляя его о прощении. Он от этого энергией заряжается? Или ему просто прикольно? Какие-то глупые понты, гопниковские. Чего, нельзя нормально поговорить, как взрослые люди? Да, согрешил, было дело, извини, больше не буду. Если там чаша терпения переполнилась, ладно, куда деваться, назначай наказание – все законно, сто раз прочитать «Отче наш», или сорок дней поститься или сто лет в аду. Но только, чтобы на этом все. Рассчитался и больше ничего не должен. Никакой вины. Никаких унижений. С достоинством. Неужели ему самому хочется, чтобы ему служили трусливые слизняки, которые как дети ползают где-то там на земле, слезы по лицу размазывают. С другой стороны, вот я же не люблю, когда меня Дюшей называют. Какой к бую Дюшес, что я, конфета? Есть нормальное имя Андрей Витальевич, так и обращайтесь. Вот и он хочет, чтобы к нему по-человечески обращались. Ну то есть по-божески – мордой в землю, на коленях и со слезами…

То есть я понимаю, что Бога никакого нет, а это все такой психологический эффект – помолился и вроде полегче стало. А может, и есть какой-нибудь энергетический сгусток в космосе. Сам ты сгусток. Вот мне сейчас ни фига легче не стало. Так потому что неправильно молюсь. Достоинство какое-то. Ты мне, я тебе. Дискуссия. Переговоры. «Торговцев из храма гоните». «Я в торги не вступаю». Господи, умоляю, прости меня. Я грешник, черт, тьфу, прости меня, Господи. Мне кабздец. Сделай что-нибудь, господи. Пусть все, что угодно, тысячу раз «Отче наш», или в монастырь, или даже в ад, только бы Сека сегодня не пришел. Только бы Сека…

СЕКА. У меня в школе один пацан тоже был Дюша. Только тот толстый был, когда дрались, весом задавливал. А этот тощий как глиста. Вот черт его знает, сможет он Маронова достать или нет? Маронов, говорят, и в институте не появляется уже неделю. Вот чего прятаться, если уже проиграл? Не надо было садиться, если не умеешь. А Виталя говорит, еще три дня жду и продаю свой моцик местноте. Я ему – вот сколько они тебе за него дадут? Двадцать? Тридцать? Это не «Минск» и не «Урал» и даже не «Днепр» с коляской, это же «Хонда». Лучшая техника в мире. Я же уже даже с комендахой договорился за две штуки, она ключи от подсобки даст. Не в комнате же его хранить, каждый вечер по лестнице переть наверх на пятый этаж, как Виталя. А летом по деревне милое дело. Приеду, все наши офигеют… Если один на один, этот Дюша вроде повыше Маронова. Может и справится. А может и нет. Да, наш Дюша бы лучше подошел. Он бы его весом задавил.