Таинственное завещание одного землянина
Правда, писать историю, исходя из идеи о том, каким должен быть обычный ход вещей, если бы он совершался сообразно некоторым разумным целям, представляется странным и нелепым намерением; кажется, что с такой целью можно создать только роман. Если, однако, мы вправе допустить, что природа даже в проявлениях человеческой свободы действует не без плана и конечной цели, то эта идея могла бы стать весьма полезной; и хотя мы теперь слишком близоруки для того, чтобы проникнуть взором в тайный механизм ее устройства, но, руководствуясь этой идеей, мы могли бы беспорядочный агрегат человеческих поступков, по крайней мере в целом, представить как систему.
Кант. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане
Одному капитану, который несколько лет бороздил воды Вест-Индии, довелось повстречать в Венесуэле некоего человека, чьи похождения представлялись поистине удивительными и неслыханными, да и сама его личность далеко выходила за рамки обыкновенного.
Благодаря случайному стечению обстоятельств капитан сделался обладателем чрезвычайно любопытных посмертных записок этого своего знакомца и тем самым сумел разгадать таинственную загадку, о которой мы поведаем ниже.
Неоднократно бывая в гавани венесуэльского Пуэрто-Кабельо, капитан однажды подумал, что хорошо бы ему предпринять путешествие в предгорье, где берет начало река, устье которой образует названную гавань. Долина, где она протекает, славится своей дикой романтической красотой и плодородием.
Правда, земли эти были в то время охвачены разного рода революционными войнами, и всего в нескольких милях от порта, в местечке Сан-Фелипе, за несколько дней до того разразилась битва, однако в прибрежной местности все было спокойно.
Коли так, не стоило терять времени даром, дожидаясь, пока бои докатятся до моря и пешая прогулка в горы станет невозможной.
Дорога, ведущая туда, очень красива. Преодолев пологий подъем под палящим солнцем, путник через какой-нибудь час оказывается у входа в долину, ввиду высокогорной сторожевой башни, возведенной еще испанскими колонизаторами.
В самой долине горы по обеим сторонам дороги теснятся все плотнее. Река, которая за минуту до этого будто старчески вяло и бессильно пробиралась по песку, здесь вдруг обретает буйство и молодой задор.
Видимо наслаждаясь свободой своих движений, она перепрыгивает с одной каменной плиты на другую, в иных местах, сталкиваясь с неумолимой преградой какой-нибудь мрачно нависшей скалы, растекается на несколько рукавов, чтобы с клокочущим смехом и удвоенной брызжущей силой вновь слиться воедино позади озадаченного каменного угрюмца, затем притвориться безмятежной тихоней, покоящейся в прозрачной голубой заводи, и вдруг могучим потоком бурно низвергнуться в бездну, увлекая за собой мирно лежавшие камни и валуны, раздосадованные ее внезапным вторжением.
Веселые сорванцы-ручейки сбегаются к реке со всей окрестности и со звоном и бульканьем вливаются в ее торжествующее течение. Они берут свой исток в соседних долинах, где зреют драгоценные плоды какао, или в тенистых апельсиновых рощах, наполненных золотыми плодами. В речной долине, рассеченной ущельями, высятся деревья, повсюду желтеют бананы, а на возвышениях растут кокосовые пальмы.