Глава 1. Об абсолютном Дао
Об Абсолютном Дао Лао-цзы говорит:
Дао, о котором можно что-то сказать, —
Не Абсолютное Дао.
О происхождении взаимосвязанных противоположностей он говорит:
Когда все в Поднебесной постигают прекрасное как прекрасное,
Появляется и признается уродство.
Когда все в Поднебесной постигают добро как добро,
Появляется и признается зло.
Поэтому
Бытие и небытие порождают друг друга;
Трудное и простое дополняют друг друга;
Длинное и короткое соотносятся друг с другом;
Высокое и низкое определяют друг друга;
Звуки и голоса сливаются в гармонии;
То, что впереди, и то, что позади, следуют вместе.
Поэтому мудрец
Совершает деяния, пребывая в бездействии;
Проповедует учение, не прибегая к словам.
В бесчисленном множестве вещей
Он ничего не отвергает;
Все принимая, он ничем не обладает;
Действуя, не ожидает вознаграждения;
Достигая совершенства, не требует уважения.
И именно потому, что он не требует уважения,
Уважение невозможно у него отнять.
Я говорю о Махавире из чувства долга – мое сердце не с ним. Он слишком математичен. Он не мистик, в нем нет поэзии существования. Он велик, он просветлен; но он похож на огромную пустыню; в нем невозможно найти ни одного оазиса. Но поскольку я родился джайном, мне приходится отдавать долги. Я говорю о нем из чувства долга, но мое сердце не с ним – я говорю о нем только из ума. Когда я комментирую Махавиру, я говорю как сторонний наблюдатель. Махавиры нет внутри меня, а меня нет внутри него.
То же самое я могу сказать о Моисее и Магомете. У меня нет желания говорить о них, и я не говорю о них. Если бы я не родился джайном, я бы никогда не говорил и о Махавире. Мои ученики-мусульмане и мои ученики-иудеи часто подходят ко мне и спрашивают: «Почему ты не комментируешь Магомета или Моисея?» Мне трудно им это объяснить. Глядя на их лица, я много раз принимал решение сделать такие комментарии; много раз я приглядывался к высказываниям Моисея и Магомета, но затем снова отодвигал их в сторону. Ничто не отзывалось в моем сердце. Если бы я стал говорить о них, это было бы нечто мертвое. Я даже не испытываю к ним чувства долга, как к Махавире.
Они все относятся к одной категории: они слишком расчетливы и придерживаются крайних взглядов, отвергая при этом другую полярность. Они представляют собой одиночные ноты – не созвучия, не симфонии. У одиночной ноты есть своя красота, строгая красота, но такая нота монотонна. Слышать ее время от времени – одно дело, но если нота продолжает звучать долго, вы чувствуете скуку, вам хочется прервать ее звучание. Личности Махавиры, Моисея и Магомета подобны одиночным нотам – простым, строгим, даже красивым – когда их слышишь изредка. Так что если я встречу на своем пути Махавиру, Моисея или Магомета, я отдам им дань уважения – и убегу подальше от них.
Я говорю о Кришне. В нем множество измерений, он сверхчеловек, чудотворец, но он больше похож на миф, чем на реально существующего человека. Он настолько экстраординарен, что такого человека просто не может быть. Такие люди не могут существовать на этой земле – они существуют только как сны. Мифы – это не что иное, как коллективные сны. Все человечество видит эти сны… красивые, но неправдоподобные. Я говорю о Кришне и наслаждаюсь, но я наслаждаюсь этим так, как можно наслаждаться красивой историей, и тем, что ее рассказываешь. В этом мало смысла – это просто вселенские сплетни.