….монстр обнаружился на том же месте, где и был до этого. Оскалив игольчатую пасть, Ламия оглядывалась вокруг.
– Как прекрасно, – проворковала она. – А скоро так будет везде. Маленькая разминка перед большим сражением. Стоны раненных, остывающие тела убитых, бесчисленные разрушения. И в конце какой-нибудь герой бросит мне вызов, чтобы перед смертью осознать свою никчемность.
– Герои обычно побеждают, иначе их бы так не называли, – заметил Юлиус, размышляя, есть ли у него хоть какой-то шанс.
– Передашь привет Аиду? – Ламия, не дожидаясь ответа, оказалась возле Корпса и схватила его за горло.
Ощущение было такое, будто туман внезапно стал плотным и обернулся вокруг шеи холодным шарфом. Мороз пробежал по всему телу мошенника, а руки безвольно опустились. Вместе с тем Юлиус заметил, что Ламия изменилась. Теперь перед ним стояла прекрасная девушка с кроткой, чуть игривой улыбкой. До невозможности алые губы на бледном лице. Волосы колыхались, словно волны и, кажется, даже был слышен легкий шум прибоя. В загадочных голубо-зеленых глазах плясали искры.
«Она прекрасна. Гераклид был прав!» – Юлиус представил, что сейчас Ламия поцелует его, и почувствовал трепет в груди.
Резкий, как пощечина, вскрик младенца привел мошенника в чувство. Он увидел вытянутые иглы зубов, подбирающиеся к его горлу.
«В такие минуты, – неожиданно отстраненно подумал Корпс, – говорят, что вся жизнь проносится перед глазами. Всегда было интересно, сколько в этом выражении от правды, а сколько от метафоры…»
Часть первая: предгорья Олимпа – Афины
Глава первая.
Животные и боги
– Орк тебя забери!
Поросенок задергался и лягнул банку. Та опрокинулась, и по земле расползлась золотистая лужа. Юлиус потянулся, чтобы спасти хотя бы остатки краски, как животное тут же с громким визгом вывернулось из рук и устремилось прочь. Пришлось кидаться следом, падать на поросенка сверху, как хищная гарпия, и поминуть Орка еще с десяток раз.
Поляна в предгорьях Олимпа выглядела так, будто накануне там одновременно паслись стадо пегасов и табун сатиров, доились золотомолочные коровы, и проводилась тренировка олимпийцев по художественной стрижке руна. Посреди всего этого великолепия сидел Юлиус, хмуро вытирал грязное лицо и приблизительно в сотый раз клялся себе никогда больше не связываться с животными. Из лежащего рядом ящика доносилось возмущенное хрюканье.
– Если бы я знал, что ты так быстро бегаешь, дружок, украл бы индюка, – мошенник примирительно похлопал по стенке ящика. – Или гуся какого-нибудь. Тому даже крылья не пришлось бы делать. С другой стороны, выдержала бы его шея искусственную голову? Сомневаюсь.
Судя по ответным звукам, превосходство над какими-то птицами ничуть не утешало пленника.
– Будешь жить во дворце… – жилище правителя в захолустном полисе Катерини тянуло разве что на приземистый бочкообразный замок, но Юлиус искренне уважал преувеличение как фигуру речи. – Жрать каждый день. По три раза. Спать вдоволь. Пузо тебе почешут. Сказку на ночь расскажут…
Будущий дворцовый житель яростно сопел и молча кидался на стены ящика. Тот скрипел и качался из стороны в сторону.