«Пожилые, о чем мы толкуем…»
Пожилые, о чем мы толкуем,
Заводя монотонный рассказ?
Мы о прошлом уже не тоскуем
И не копим его про запас.
Замерзаем под солнцем палящим,
Запиваем таблетки водой
И, как тени, скользим в настоящем,
Даже смерть не считая бедой.
«Как тучи, чувства отползут…»
Как тучи, чувства отползут,
Туман желаний растворится.
В холодном зале Страшный Суд
Не страшно, в общем-то, творится.
Смотрю в лицо моей зиме,
Она – седая совершенно –
Молчит задумчиво во тьме
И улыбается блаженно.
Пришла считать мои грехи,
Копаться в бесполезном хламе,
Трухе, где мертвые стихи
Вповалку с мертвыми делами.
Если ты есть, отец,
Где-то среди сердец,
живших когда-то здесь,
Словом, если ты есть,
Сквозь эти мрак и тишь,
сможешь? – меня услышь.
Я расскажу тебе
Все о своей судьбе.
Я посылаю весть,
Что мне – пятьдесят шесть.
Вот я, почти старик,
Молча шепчу свой крик.
Я с тобой встречи жду
Где-то в раю, в аду,
Где обитаешь ты
В городе пустоты.
Значит, и мать жива,
Слышит мои слова
В царстве сплошного сна,
Где круглый год – весна.
«Шевельнулся в тебе абсолют…»
Шевельнулся в тебе абсолют,
Сквозь тебя поглядел по-иному,
Проскользнул по пространству сквозному
И рассыпался, словно салют.
Темных клеток таинственный люд
Не сумел починить хромосому.
И тебе, проходимцу босому,
О судьбе телеграмму пришлют.
«Я немного завидую мертвой кошке…»
Я немного завидую мертвой кошке –
Распластанной жертве автомобильного инцидента,
Прижавшейся окровавленной головой к асфальту.
Потому что живые всегда завидуют мертвым,
Чей жизненный цикл завершился так или иначе,
Поскольку им незачем больше бояться смерти,
Старости, болезней, одиночества, разлуки
И других неприятностей,
обусловленных процессом жизни.
«Станешь тонким, мертвым, белым…»
Станешь тонким, мертвым, белым,
Как окончится твой труд.
Жизнь, написанную мелом,
С гладкой досточки сотрут.
Ты искал в правописанье
Смысл, связующий слова.
Смерти тонкое касанье
Лишь предчувствовал едва.
Но познание наощупь,
Откровение вчерне,
Удивительней и проще,
Чем лежащее вовне.
Жизнь – конспект времен грядущих,
Новой эры перегной.
А душа витает в кущах
Над бессмыслицей земной.
«Философия дна – ни излишеств…»
Философия дна – ни излишеств,
Ни красот не приемлет она.
Чуждо напрочь знамение свыше
Философии дна.
Тяжело поводя плавниками,
Молчаливо глядят из окна
И беззубо сверкают очками
Обитатели дна.
Тишина. Только хрипы глухие,
Обжигающий свет.
Философия дна, ты – стихия
И последний ответ.
«Мы живем в невозможное время…»
Мы живем в невозможное время –
В роковой исторический час
Дико взвоет безумное племя,
И посыплются бомбы на нас.
Натурально, ведь мир – передышка
Между войнами. Пули визжат.
И застыла душа, как ледышка,
Только тонкие губы дрожат.
«Когда глаза откроешь ночью…»
Когда глаза откроешь ночью,
Горчат воспоминаний клочья;
Их спутанные многоточья
В мозгу свиваются в клубок.
Ты без толку косишься вбок
На луч, проткнувший потолок,
Желая, чтобы странных строк
Затихла трескотня сорочья.
«Пожалуй, я скобки закрою…»
Пожалуй, я скобки закрою,
Как крошки, смету со стола
Все шелесты и перебои
Той жизни, какая была.
Ведь вряд ли особую ценность
Она представляет собой,
Смешная моя откровенность,
Привычка делиться судьбой.
Послушай-ка – первопроходчик,
В забое глухом, как в гробу,
Иду между угольных строчек