Читать Песни в пустоту

Шрифт

Интервал

Издательство CORPUS ®

* * *

Предисловие

История русской рок-музыки – да и вообще здешней культуры в последние три десятка лет – представляет собой штриховую линию. За подъемом отчего-то всегда следует не спад даже – безвременье, разрыв, эпоха без героев, без песен, без праздников, без жестов, без слов. А дальше линия снова начинается с точки, чтобы потом снова прерваться. В 80-м она началась с фестиваля в Тбилиси, где Гребенщиков, выкрасивший бороду в зеленый, улегся на пол с чужой электрогитарой, чтобы впоследствии потерять работу и обрести место в вечности, – и закончилась с распадом системы, которая при виде зеленой бороды хваталась если не за пистолет, то за партбилет. В 97-м она началась с экрана, на котором вызывающий молодой человек в желтой рубашке зачем-то стриг красивую девушку и мяукал странное слово “утекай”, – и закончилась, когда такие же люди вышли с экранов в московские улицы, кафе и парикмахерские. В 2007-м…

А может быть, все было иначе. Может быть, не хватало не героев, а тех, кто построил бы им пьедестал. Не песен, а аппаратуры, которая вывела бы их на нужную громкость. Не слов, а тех, кто бы их услышал.

Это книга о людях, которые не упоминаются в энциклопедиях; о событиях, к которым не приурочивают торжественные компиляции. Это летопись эпохи разрыва – эпохи, в которой жизнь билась в самом прямом значении этого глагола. До крови.

* * *

В 90-х в России история победила культуру (если угодно, и подлежащее, и дополнение тут можно поставить с больших букв). Некалендарное десятилетие, начавшееся в августе 91-го и закончившееся в августе 99-го, очень быстро превратилось в миф – и неудивительно: в конце концов, миф всегда так или иначе посвящен определению места человека в мире и ощупыванию этого мира – а чем еще занимались все эти годы люди, обнаружившие себя на руинах великой империи? Время совершенно по-шекспировски вышло из пазов и напрочь разрушило все прежние амплуа и связи – в том числе и культурные. Советский рок встал перед необходимостью искать себе новый, внеидеологический родовой эпитет – характерно, что именно на начало 90-х пришлись почвеннические опыты самых крупных фигур жанра, Гребенщикова и Летова. Былую официозную эстраду отпустили на вольные хлеба – в результате чего она вынуждена была придумывать новый облик, звук и язык: в русской поп-музыке не было времен интереснее и безумнее. Тихие барды, пестовавшие свой эскапизм с рюкзаками на плечах, выяснили, что новая реальность может достать и в лесу у костра – симптоматично, что именно из эстетики КСП вышли многие будущие звезды романтического постшансона. В стылых особняках и заброшенных выставочных павильонах зарождался вольный российский рейв (которому, к слову, куда больше повезло с летописцами, чем рок-музыке, – именно поэтому об электронной культуре в этой книге речи нет); подростки примеряли на себя кепки и широкие штаны, а на русский язык – ритмы и рифмы хип-хопа. Социальные роли, прежде расписанные в почти приказном порядке, перемешались, как в дурном водевиле, – и это коснулось всех: и инженеров на сотню рублей, иные из которых теперь стали ворочать миллионами, и дворников и сторожей, которым пришлось выйти из подсобок в пространство свободной конкуренции, и уж тем более молодой шпаны, которая, может, и готова бы была стереть кого-нибудь с лица земли, да только земля к тому моменту уже была голой. Закрытая страна распахнула двери настежь – и вдруг оказалось, что сквозняк приносит не только свежесть, но и мороз по коже. “Я хочу дожить, хочу увидеть время, когда эти песни станут не нужны”, – пел за несколько лет до этого Александр Башлачев, и вряд ли он мог предполагать, что эти его пожелания сбудутся настолько скоро: песни вдруг и правда стали не нужны – как и те, кто их поет, и для того, чтобы не попасть в систему, уже не требовалось уходить под радар – потому что все радары попросту вышли из строя.