«Когда бы мог весь мир узнать,
Что жизнь с надеждами, мечтами
Не что иное – как тетрадь
С давно известными стихами»
«SENTENZ» М.Ю.Лермонтов
Человек выбросился с шестнадцатого этажа. Толпа зевак с любопытством и страхом, и безразличием внутри разглядывала распластанное тело. Неодолимая сила тащила Николаса сквозь людскую массу к телу самоубийцы.
Взглянув в лицо неестественно вывернутой головы покойника, Николас вздрогнул, кто-то извне утверждал: «Ты знаешь его».
Никто кроме Николаса не заметил, как ресницы, откинув веки, на миг распахнулись, и глаза холодным блеском топаза отразились от лица, и едва уловимая улыбка зыбко пробежала по губам мертвеца. Николас испуганно оцепенел, рассудок напрягал тщетно память, но все безнадежно.
– Я не знаю его, – сказал Николас.
Рядом стоящие люди недоуменно посмотрели на незнакомца.
* * *
Навязчивый сон, как паранойя раз за разом возвращал Николаса к этому сюжету. Пробуждение стало утомительным, будто и не было сна вовсе, возбужденный разум искал разгадку. Молодой доцент кафедры высшей математики стал брать сверхурочные часы, занялся репетиторством, погрузился в мир цифр и гипотез, неразгаданных теорем, лишь бы загрузить разум и вытеснить бредовую память того видения.
Аудитория была наполнена чистым звуком душевного покоя – резонанса шелеста бумаги и скользящего пера с дыханием и сердцебиением студентов, выполняющих очередную контрольную работу. Эта атмосфера была комфортна Николасу. Он просматривал предыдущие работы студентов, листая страницы и читая очень спорные, но смелые своей новизной решения теорем великих гипотез.
– Алина Казанская. «Теорема о душе». «Любое компактное многообразие является своей душой…»
Далее следовала таблица знаков и оригинальная попытка поставить точку в решении теоремы. Николас улыбнулся. Но следующая запись Алины наложилась на улыбку, стирая её.
– Николас, – писала студентка, – душа компактного многообразия не умеет чувствовать. А ваша душа? Я вас люблю! И это серьезно.
Преподаватель минуту сидел, осмысливая, как ему казалось, невероятную запись в рабочей тетради студентки. Затем медленно поднял голову и посмотрел в сторону девушки.
Она, отрываясь от контрольной работы, встретилась с его взглядом. Смуглое красивое лицо с тонкими чертами, обрамленное неуправляемым водопадом волос. Большие, бирюзового воска глаза с ярким язычком горящих фитильков вместо зрачков невольно вызывали в смятенном сознании Николаса глупую мысль: «На такой свет летят мотыльки и гибнут в его пламени».
Магическое состояние гипноза прервал звонок, известивший об окончании занятий. Студенты подходили к его столу и сдавали исписанные листы контрольной работы. Николас сидел за столом, не поднимая головы, и сделал это, когда звук последних шагов покинул пределы аудитории. Но трудно вырваться из хроники давно прописанных событий.
При выходе из здания института Николас вновь оказался рядом с Алиной. Минуты три шли рядом молча:
– Зачем? – задал он глупый вопрос.
– Что – «зачем»? – спросила Алина и заглянула в глаза Николаса.
«Всё, сгорел, – пронеслось в его голове, – у неё безумно красивые глаза».
– Так не должно быть: вы студентка, я преподаватель. Это аморально.
– Чувства аморальны, если это страсть без перспективы продолжения отношений.