Вызов поступил в три часа двадцать одну минуту. Он был отправлен из регионального отдела полицейского управления всем патрульным машинам в центре Стокгольма. Сообщение было коротким и лишенным деталей.
– Всем подразделениям, всем подразделениям! Сообщение о выстрелах на Бондегатан.
Больше ничего – ни номера дома, ни информации о жертвах или звонившем в полицию.
Но, несмотря на это, у Нины почему-то заныло в груди.
«Бондегатан – длинная улица, на ней живут тысячи людей».
Боковым зрением она уловила, как сидевший на пассажирском месте Андерссон потянулся к передатчику, и, упредив коллегу, схватила аппарат и нажала левую кнопку, одновременно сворачивая на Ренстирнасгатан.
– 16–17, – доложила она. – Мы в квартале от Бондегатан. Можете дать номер дома?
Андерссон театрально вздохнул и принялся демонстративно смотреть в окно патрульной машины. Нина бросила на него быстрый взгляд, пока автомобиль катил в сторону Бондегатан. «Опять эти детские капризы. Ну, если он так хочет…»
– Вызов для 16–17, – сказал оператор. – Вы ближе всех к месту. Это ты, Хофман, прием?
Номер патрульной машины был привязан к номеру жетона на форменном кителе Нины. Перед каждой сменой регистрационный номер машины привязывали к номеру жетона для базы данных Центрального отдела оперативного планирования. Это означало, что оператор центра всегда знал, кто из полицейских находится в той или иной машине.
– Вас поняла, – произнесла Нина в микрофон. – Сворачиваю на Бондегатан…
– Как выглядит дом? Прием.
Она остановила машину и окинула взглядом массивные кирпичные дома по обе стороны улицы. Рассветное солнце еще не проглянуло между домами, и Нина прищурилась, стараясь различить их силуэты. В одном из домов на правой стороне улицы, в квартире на верхнем этаже горел свет, все остальные дома были погружены в предрассветный мрак. В этот день проводилась ночная уборка улиц, так что у тротуаров не было припарковано ни одной машины, отчего улица казалась пустой и заброшенной. У обочины, на полпути к Нюторгсгатан, стоял лишь старый ржавый «пежо» со штрафной квитанцией на ветровом стекле.
– Насколько я могу судить, везде тихо. Какой номер дома? Прием.
Оператор назвал номер дома, и Нина похолодела: «Это номер дома Юлии. Там живут Юлия и Давид».
«У него квартира в Сёдере, Нина! Господи, как я хочу вырваться из этой кишки!»
«Не гонись за ним только потому, что у него есть квартира, Юлия…»
– 16–17, взгляните, что там произошло. Будьте осторожны…
Нина опустила все стекла, чтобы лучше слышать, что происходит на улице, тронула машину с места, выключила ближний свет и медленно поехала по знакомой улице – без проблескового маячка, без сирены. Андерссон напряженно вглядывался в темноту.
– Думаешь, там действительно что-то произошло? – спросил он.
«От души надеюсь, что нет».
Нина остановила машину, выключила двигатель и принялась вглядываться в серый бетонный фасад. На втором этаже, в одном окне, горел свет.
– Надо рассчитывать на худшее, – коротко сказала она и снова взялась за рацию. – Говорит 16–17. Мы на месте. В доме спят не все. Нам подождать 90–70?
– 90–70 все еще в Юрсхольме, – ответил оператор, уточнив местонахождение передвижного командного пункта.