Однажды Басё набросал на клочке грубой рисовой бумаги трёхстишье и показал его Рике:
«Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажег свечу».
Рике прочитал хокку и воскликнул:
– О, Мастер! Зажигая свечу, я думал о великих истинах. Но почему, Мастер, вы сочиняете всего три, а не четыре, пять, шесть, много строк? Вас хочется читать бесконечно долго…
Басё опустил глаза и смущённо сказал:
– Мне жалко тратить бумагу – она долго стоит. У меня нет денег на тушь. И кисточка – смотри! – совсем истёрлась…
Рике, недолго думая, принёс стопку роскошной бумаги, тушницу с самой лучшей тушью и новую кисточку:
– Мастер, не отказывайте себе ни в чём…
Смущённый Басё покраснел ещё больше, вздохнул и тихо спросил:
– Сказать правду?
– Да! Я хочу знать секрет вашего искусства!
– Видишь ли, мне просто лень писать длинно…
Басё стал великим японским поэтом, а поэта Рике вспоминают в основном потому, что ему посвящены стихи о зажигании свечи.
Если бы я увидел Басё, сидящего в тени дерева гинкго на обочине дороги, то, не смотря на внезапную робость, всё-таки подошёл бы к нему и попросил разрешения составить ему компанию.
Может, у меня оказалась бы в рюкзаке коробочка с белым чаем, и мы подвесили бы над огнем закопчённый походный чайник Басё. И заварили бы чай, и бросили бы в него немного, совсем чуть-чуть жёлтого донника, а если б не нашли эту траву, то вполне сгодились бы два-три листочка-веера гинкго.
Мы смотрели бы на дорогу, на идущих по ней людей, и на траву в пыли тоже бы глядели, а может, даже оценили бы форму и цвет плывущих в вышине облаков. Синее небо они всегда делают ярче.
Пили бы чай и разговаривали. Обо всём свете.
И я обязательно бы рассказал о Зропе и Проп, которые очень любят великого японского поэта. Но это только одно из их достоинств. Об остальных – в этих притчах.