Читать Смех Again

Шрифт

Интервал

Редактор Анастасия Контарева

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

За 35 дней и 1500 километров, до (…)

Пот сначала просто выступает на лбу крупными каплями. Потом бежит ручейками. Затем начинает выедать глаза.

– Алло?

Первая половина дня, а термометры уже зашкаливают за отметку 40 градусов выше нуля. Воздух струится, размазывая отдалённые объекты в непереносимом тяжёлом зное. Солнце выжигает сетчатку, искря битым бутылочным стеклом в пыли, словно крошечные вспышки электросварки.

– Алло?

В одинокой телефонной будке на окраине города Ад. Преисподняя. Железная коробка с чудом сохранившимися мутными стёклами раскалилась до предела. Превратилась в камеру пыток. На металлических частях многослойные следы бывших покрасок. Видно, что каждый последующий слой просто наносился на предыдущий. Теперь это словно срез земной коры. Когда-то в мезозойский период будка была красной. Потом – зелёной. Даже – синей. Сейчас преобладающий колор – ржавчина.

– Алло?

Трубка в этой раскалённой на солнце коробке чёрная. Скользящая в мокрой от пота руке. Воняющая горячей разлагающейся слюной сотен людей, говоривших в её хрипящий микрофон. Запах, вызывающий отдалённые позывы рвоты.

– Алло?

Пылинки медленно кружатся в вязком, как варенье, воздухе.

Полчаса назад на соседней улице жёлто-синий милицейский мотоцикл задавил чёрного котёнка. Он погнался за весёлой зелёной мухой. И теперь она, возможно, ползает по трупу. У него даже не было имени. Звенящие отголоски его безымянного ужаса, взорвавшего кошачий космос, доносит сюда. Мешает сосредоточиться.

Имя. Пылинка. Цифра в статистическом отчёте. Да и та – ноль. Ничего. Жалкая тень.

– Алло? Я вас слушаю?

Голос на том конце старой шипящей линии пуст. Как и миллионы голосов на этой планете.

Трубка медленно опускается на рычаг. Пылающий шар в небе сместился на несколько миллиметров. Это был последний номер. Последний город. Последняя попытка.

Здесь их нет.

Граница мира. Пыльная окраина с улицами без асфальта.

Последняя телефонная будка.

Конечная станция. Тупик. Дальше двигаться некуда. И незачем.

Их нет нигде. Ни в одном из городов, ни по одному из номеров, оставшихся в потрёпанном блокноте памяти. Все названия и цифры вычеркнуты. Замазаны чернилами.

Один. Теперь по-настоящему один.

Нюра Седашова искала котёнка. Маленького чёрного котёнка.

– Котик… кис-кис… котик… – она обошла все углы двора.

Поискала за сараями. Заглянула в чёрную дыру канализационного люка. Страшное место. Мама запрещала сюда подходить. Но сейчас мамы нет. Нюра огляделась по сторонам и опасливо заглянула в круглое отверстие:

– Котик… кис-кис…

Она направилась к песочнице. Котик иногда рылся там, закапывая свои каки. Но сейчас в сером песке, сквозь который уже успели прорасти крепкие сорняки, никого не было.

– Котик… – тоскливо позвала Нюра.

«Котик» – простое слово. С простыми словами у Нюры Седашовой было более-менее нормально. «Песочница» и «канализация» были словами сложными. Они никак не хотели запоминаться. Растворялись в воздухе. Лопались пузырьками. Таких пузырьков в её голове было много, сколько Нюра себя помнила. Они весело шевелились у неё внутри, щекотались и мешали сосредоточиться. Они носились по кругу, выписывали спирали и прыгали. Они не давали ничему задержаться, выпихивали всё многослоговое. От их постоянного присутствия в голове тихо и радостно звенело. И сама голова была похожа на большой звенящий пузырь.