Наталья Федина
30.06. … г.
– Что тебе привезти? – снова спрашиваю я.
Ничего умнее в голову не лезет, а просто сидеть в тишине – страшно. Молчание давит. Как-то не так все сложилось у нас с Ло, раз не о чем помолчать вместе.
С утра ей было лучше. Ло насмешничала, на мой немудреный вопрос каждый раз отвечая по-другому, но всегда цитатой из старого. То «Мне рябиновые бусы из-за моря привези», то «…Цветочек аленькой!».
А я, смеясь, отгадывал, откуда эта строчка.
– Бредит девка, – горевала сиделка тетя Даша.
Видела бы она Ло в лучшие времена – голова б закружилась! Ло всегда была чокнутой. Ни за что не ответит на вопрос прямо, если есть возможность скаламбурить. Представляю, как мучились с ней в школе. Хотя, я ведь ничего не знаю про ее детство. Я вообще почти ничего о ней не знаю. Мы встретились случайно – год назад, в дождь. Ло шла босиком по лужам и хохотала. Она часто смеялась – дай только повод. Но сейчас Ло плохо, и она молчит.
Не нужно бы мне никуда уезжать. Но я малодушно рад возможности сбежать, эгоист несчастный. Не повезло Ло со мной, не того парня выбрала. А разлюбить – не сумела. Врачи никак не могут определиться с диагнозом – что же такое творится с девушкой третью неделю. В этом я им не помощник, конечно. Но знаю другое, не менее важное: любовь – все, чего она хотела. Единственное, чего я не мог ей дать.
– Знаешь… – Ло с трудом размыкает обескровленные губы. Заболев, она вся как будто полиняла. За три недели яркая птичка колибри превратилась в воробышка.
– Лежи, лежи, не двигайся, – кидается к ней тетя Даша.
Но Ло не слушает, протягивает мне побрякушку на длинной цепочке.
– Привези… красную грязь Тхукана.
И тут же голова падает назад на подушку, глаза закрыты. Трогаю лоб – горячий.
– Не жилица она, – всхлипывает тетя Даша.
Смотрю на часы: пора. Не оборачиваясь, выхожу из комнаты, а вслед мне летит вороньим карканьем: «Тху-кан». То ли чудится, то ли Ло опять заговорила.
Но я все равно не оборачиваюсь.
В этот раз нас забросили с грузом на Асцигус. Застряли мы тут крепко, но никто особо не жаловался. Наслаждаться жизнью мешали только мысли о Ло. Как она там? Может, я все же люблю ее, раз не могу выкинуть из головы? Да нет, не буду врать себе. В самом начале – да, был ослеплен. Не женщина – радуга, тропическая бабочка. Но страсть прошла быстро, сейчас мне Ло просто жаль. И все, что я могу для нее сделать – ежевечерне связываться с сиделкой:
– Очнулась?
Я так привык к ответу: «Нет», что, однажды услышав «Да», вздрагиваю.
– Просила что-нибудь?
– Да. Красную грязь какую-то… Тхакана, что ли? – неуверенно произносит тетя Даша.
«Тху-кан, Тху-кан», – звучит как перестук поезда. Снова она о том же. Может, в прощальной просьбе Ло есть смысл?
Терзаю интернет-поисковики и знакомых, но нет, о Тхукане не слышал никто.
В день, когда на Асцигусе зацвели сливнянки, тетя Даша долго не подходила к экрану связи.
– Умерла твоя Ло, не уберегли. А я снова без работы. Прилетай.
Вот и все.
Первое, что я услышал, вернувшись на базу:
– Сороковой, снимаемся. Надо забросить груз в одно местечко.
– Третий, мне домой нужно. У меня близкий человек умер.
Я не хотел видеть Ло мертвой. Но и бросить ее сейчас я не мог. Раньше надо было.