Музыка давила на мой уже изрядно одурманенный алкоголем мозг, подстраивая сердцебиение под низкую вибрацию басов. Люблю танцевать, отдаваться ритму, ощущать его всем телом, следовать ему, впитывая и отключаясь от всего извне. Но сегодня ни музыка, ни коктейли, которыми я уже залилась до полного бака, не давали мне забыться. Я не могла расслабиться, представить хоть на несколько недолгих часов, что моя жизнь не полное дерьмо, и в ближайшее время станет только хуже.
– Мне надоели твои загулы! – воспоминание об очередном скандале, который закатил мне отец. Очередном, но, похоже, призванном донести до меня, что родитель намерен изменить мою жизнь теперь уже всерьез.
– Сколько можно уже пытаться тебя воспитывать и увещевать! – махал он руками, и его лицо покрылось красными некрасивыми пятнами, а на лбу выступил пот.
Я безразлично пожала плечами и прошаркала к своей сумке, валяющейся еще с ночи (или с утра?) на полу, и вытащила пачку сигарет и винтажную зажигалку. Не поздновато ли он вспомнил о моем воспитании? Повернулась спиной к пышущему гневом отцу и прикурила. С наслаждением вдохнула дым.
– Сколько раз я говорил тебе не курить в доме! – снова заорал он, и я схватилась за виски.
– Блин, не вопи так! У меня же башка на хрен взорвется! – огрызнулась я и сделала новую затяжку.
– Следи за языком, Яна! – еще больше повысил он громкость и, подходя ко мне, выдернул сигарету и сломал ее. – Элла беременна, и она не выносит запах дыма!
– Какая, мля, жалость! – усмехнулась я и потянулась за новой сигаретой. – А моя мама не выносила запахи больницы и смерти, которые окружали ее в последние месяцы жизни. Но тебя это не волновало, ты просто бросил ее там, потому что был слишком увлечен этой шлюшкой. И даже не появлялся! Когда она умирала, я держала ее за руку, а ты с этой дорогостоящей шалавой грел брюхо на пляже.
– Не смей оскорблять мою жену! – отец сорвался уже на визг. – Ты обязана уважать ее!
– Моя мать была твоей женой тринадцать лет! И ты не соизволил оказать ей достаточно уважения, чтобы дать умереть, не узнав, что мужчина, которого она любила больше всего на свете, был просто похотливым мудаком! Разве ты не мог сказать этой своей сучке, чтобы она потерпела хотя бы до того, пока глаза моей матери закроют, прежде чем наложить на тебя свои загребущие ручонки!
– Не смей! Заткнись немедленно! – завопил отец и схватился за сердце.
Жалко мне его? Ни хрена подобного!
– Хватит, – наконец, задыхаясь, проговорил он. – Я понимаю, что виноват и совершил ошибку. Но не намерен расплачиваться за нее всю оставшуюся жизнь, терпя твои выкрутасы. У меня новая жизнь, новая семья, и скоро родится второй ребенок! Я хочу жить спокойно и радоваться своему семейному счастью!
– Я за тебя искренне рада. Надеюсь, твои новые «правильные» детки не будут такими сплошными разочарованиями, как я! – Я снова попыталась прикурить, но отец выхватил из моих рук и пачку, и зажигалку и швырнул через всю комнату. При этом попал в одну из столь любимых его сукой-женой понтовых дорогущих статуэток, и та упала со стеллажа, разлетевшись в мелкие кусочки при ударе о каменный пол. Эллочка-людоедка будет в ярости, и от этого мои губы сами собой расползлись в довольной ухмылке.