⇚ На страницу книги

Читать Напряжение

Шрифт
Интервал

Ночь не скроет

1

К вечеру с Балтики потянуло сырым холодом. Ветер гнал сизую рванину туч над самыми крышами; временами на город обрушивался ливень, и тогда из водосточных труб шумно и гулко выплескивались пенистые потоки.

Потом ветер, как нередко бывает весной, внезапно утих. Небо осталось затянутым ровной, без полутонов, пеленой; лишь далеко на западе слабо желтела, словно приклеенная к серому холсту, полоса. Она не светила, но угадывалась, и постовой, выйдя на проспект, невольно повернул ей навстречу. Шел он медленно, вяло покачивая короткими руками, иногда останавливался на краю тротуара, точно не зная, куда бы пойти, потом переходил на другую сторону пустынного проспекта и шагал дальше по одному ему известному маршруту.

Участок был большой, но хорошо знакомый. За Нарвскими воротами брал свое начало проспект, бывший в старину Петергофским трактом. Серьезно он начал застраиваться после семнадцатого года, и разностильные дома, поднятые по его сторонам за каких-нибудь два-три десятилетия, зримо носили на себе отпечаток архитектурных веяний до- и послевоенного времени. И только верстовой столб, счастливо уцелевший на перекрестке, напоминал о том, что это была когда-то самая заурядная проезжая дорога.

Пересекали проспект узкие улицы, не столь светлые и чистые. Они вели к длинным глухим заводским заборам, складам, автомобильным паркам. Сюда же выходил задами небольшой сад. Зажатый с двух сторон зданиями, он ничем особо не привлекал, если бы не парадная решетка, на которую неизменно обращали внимание иностранцев гиды. Она не выглядела легкой, стройной, невесомой, как фельтеновская у Летнего сада, хотя и была отлита из того же металла. Наоборот, сложный рисунок, построенный на плавных линиях, завитках, словно застывших завихрениях волн, был массивен, груб, подобно кружеву, которое бы вздумали сплести из корабельных канатов. Посредине, между тяжелыми, оштукатуренными столбами-брусьями, чугунные ветви так же плавно огибали пустоту, образуя овальную раму. До революции, когда ограда стояла у Зимнего дворца, в рамах сидели двуглавые орлы. Но потом решетку перенесли сюда, гербы сняли, так ничем их не заменив, и она осталась стоять, внушительная и слишком уж роскошная, прикрывая со стороны проспекта этот невзрачный садик.

После полуночи наступала томительная пора дежурства. Тишина и безлюдье как бы тормозили время, и минуты тянулись мучительно долго. Постовой подошел к дворничихе, дремавшей у дверей парадной на деревянном ящике.

– Что, холодно? – спросил он глуховатым голосом, потирая озябшие руки. – Говорят, заморозки ожидают.

– А чего ж им не быть, – охотно ответила женщина, запахивая на груди ватник. – Ладожский лед пошел.

– Поздно что-то нынче.

– Так ведь и зима-то какая была, поздняя.

– Зима, – вздохнул милиционер и пошел.

На углу он услышал какой-то щелчок, похожий на далекий пистолетный выстрел, поднял настороженно голову, проверяя себя и оценивая, что бы это могло быть, взглянул на часы и быстро зашагал к саду…

Вскоре к старинной ограде подъехала синяя «Победа». Люди, поспешно вышедшие из нее, обогнули карликовый пруд, пробежали по центральной аллее и свернули на боковую. Впереди, натянув поводок, бежала овчарка.