На Комарре было около полуночи. Айвен уже вполне восстановился от перелета на скачковом корабле и, расслабившись после напряженного рабочего дня, собирался лечь спать, но тут заверещал дверной звонок. Выругавшись себе под нос, он нехотя направился открывать.
Увидев, кто к нему пожаловал, Айвен понял: предчувствия его не обманули.
– О Господи… Байерли Форратьер. Сгинь.
– Привет, Айвен, – ласково проговорил Байерли, никак не реагируя на столь откровенное негостеприимство. – Можно войти?
Айвену потребовалось не больше секунды, чтобы оценить, какие – мягко говоря, непростые – последствия может повлечь за собой внезапное появление Байерли.
– Нет, – лаконично ответил он. Но опоздал – Байерли уже успел просочиться внутрь.
Айвен со вздохом отпустил дверь, и та, скользнув на место, защелкнулась. Приятно, конечно, в такой дали от дома увидеть знакомое лицо – но только не Байерли Форратьера! «В следующий раз, – сказал себе Айвен, – воспользуйся защитным экраном и сделай вид, будто тебя здесь нет, а?»
Байерли стремительно пробежал по квартире. Комнаты здесь были небольшие, зато обставлены по высшему разряду. Роскошное жилище с еженедельной арендной платой находилось в самом центре Солстиса – за это Айвен его и выбрал. К сожалению, отведать местной ночной жизни ему пока так и не удалось.
Задержавшись у широких стеклянных дверей на балкон, Бай включил поляризацию, и обольстительно сиявшие огни столицы померкли. «Огни купола», – мысленно поправил себя Айвен, именно так принято говорить на Комарре. Городские постройки здесь защищены чертовой уймой изоляционных материалов, не пропускающих внутрь токсичную атмосферу планеты, а наружу – пригодный для дыхания воздух. Задернув вдобавок и шторы, Байерли вернулся в комнату.
Айвена снедало любопытство. Прекрасно понимая, что потом еще не раз об этом пожалеет, он все-таки спросил:
– Какого черта тебя занесло на Комарру, Бай? Вроде не твой ареал обитания.
– Работа, – скривился Байерли.
И правда, человек, хорошо знающий Бая – а Айвен, на свою беду, знал его довольно неплохо, – мог заметить, что глаза у него покраснели не только от спиртного и, возможно, легких наркотиков, но и от усталости. Байерли культивировал аутентичный облик барраярского высшего фора – городского шута, предающегося праздности, разврату и пороку, и девяносто процентов времени он и в самом деле вел такую жизнь. Остальные десять процентов отводились работе информатора Имперской безопасности, служившей источником его тайных доходов. И девяносто процентов из этих десяти посвящались опять-таки – разврату и пороку, с той лишь разницей, что в итоге требовалось явиться с докладом. Впрочем – вынужден был признать Айвен – оставшаяся часть личности Бая могла оказаться весьма неожиданной.
«Сдаешь своих друзей СБ за деньги», – съязвил как-то раз Айвен, на что Бай, пожав плечами, ответил: «И к вящей славе Империи. Не забывай».
Интересно, в какой ипостаси он явит себя сегодня вечером?
Привитые с ранних лет хорошие манеры включались как бы сами собой, и Айвен привычно предложил:
– Выпьешь что-нибудь? Пива, вина? Чего-нибудь покрепче? Кофе?
Бай бессильно опустился на диван в гостиной – словно шарик, из которого выпустили воздух.