Читать Чистая вода

Книга выпущена благодаря помощи и содействию центра абсорбции новых репатриантов деятелей искусства и деятелей искусства вернувшихся из-за рубежа.

Министерство абсорбции Израиля Центр абсорбции новых репатриантов деятелей искусства и деятелей искусства вернувшихся из-за рубежа.

Добираться в трест из центра города было непросто: я проехал в метро до вокзала, поднялся в зал ожидания, вышел на платформу № 1 и пошел по перрону, покуда он не кончился. Я миновал склад, на который официанты вагонов-ресторанов сдавали партии пустых бутылок после рейсов. На железнодорожных путях против входа в склад стояли четыре таких вагона. Ящики с бутылками были сложены в штабеля вдоль стены склада. Во всяком случае, так было, когда я впервые шел этой дорогой.

Обойдя склад, я спустился по въезду, предназначенному для грузовиков, и через распахнутые железные ворота вышел на улицу. И оказался прямо перед трестом – четырехэтажным зданием из белых и голубых панелей, с потеками от дождей, едва различимыми в сером сумраке утра, с широкими ярко освещенными окнами; бетонный забор ограждал внутренний двор треста с крохотной стоянкой для автомобилей, с фонтаном посередине выложенной плитами площадки.

Утро было холодное – обычное утро в начале ноября, когда снег еще не выпал и вместо снега пронизывающий ветер гонит по улице пыль, как поземку. Добрых четверть часа я простоял у обочины, спрятав руки в карманы и втянув голову в поднятый воротник плаща. Движение здесь было сумасшедшим: грузовики с ревом неслись мимо меня по дороге, и небо надо мной было темным и неподвижным, как вода в затоне. Я перешел на противоположную сторону дороги, вошел в трест и поднялся на второй этаж, в коридор, по обе стороны которого располагался десяток дверей, оклеенных бумагой, воспроизводивший узор древесины. Здесь, в коридоре, я достал из бокового кармана пиджака диплом и направление министерства, предлагавшее тресту Горводопровод использовать меня в качестве инженера.

В моем представлении каждый трест начинался с приемной, как театр – с вешалки, и о чем, о чем, а о здешней приемной я знал, пожалуй, все, что может знать человек, просидевший в ней два дня с восьми утра до пяти вечера. Я знал, что посередине приемной стоит темного дерева письменный стол таких размеров, что за ним с успехом разместились бы трое; рядом со столом книжный шкаф, битком набитый пронумерованными папками; вдоль стены напротив стола выставлены в ряд стулья с сиденьями, обтянутыми красной кожей, окно обращено на юг, и сквозь него в приемную льется неяркий свет осеннего дня, в котором клубится пыль, и телефоны на письменном столе звонят не переставая, роняя по приемной дребезжащие звонки, как шарики от пинг-понга. Такой я увидел приемную, впервые переступив порог.

За письменным столом сидит секретарь Валя, и на безымянном пальце Вали обручальное кольцо, потому что у нее есть муж – моряк торгового флота. Это одна из причин, побудивших Валю отказаться от свидания с Игорем Рамакаевым, то есть со мной.

Весь следующий день я смотрел, как, задумавшись, она высовывает кончик языка и машинально слизывает помаду. Или как, вскочив из-за стола, она поворачивается с такой стремительностью, что синяя юбка захлестывает колени, словно в танце. В остальное время ровный и звонкий голос обрабатывал собеседников по телефону, а глаза так же ровно и безучастно обрабатывали посетителей, меня и весь белый свет. Но красный огонь нет-нет, да разгорался в них, как в углях под слоем пепла. И кончик языка касался верхней губы, влажной, как мякоть абрикоса. Ее муж матрос. Что ж, все мы начинали с малого. Я начал с того, что спустился со ступеней института, держа в руках диплом, осторожно, как блюдце с водой, Я отворил дверь в приемную и снова увидел, как Валя проделала свой фокус; пастельно-розовые губы приоткрылись, и кончик языка тронул верхнюю губу, как ребенок трогает ямку в десне, в том месте, где вчера был зуб. Она повернулась – золотистые пряди упали по обе стороны лица, нажала клавишу на черном телефонном аппарате и сказала в трубку: