⇚ На страницу книги

Читать Мифриловый крест

Шрифт
Интервал

Глава первая

ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР

1

Сознание возвращалось плавно, как это всегда бывает после шока. В первые секунды кажется, что ты спал и только что проснулся, а потом начинаешь понимать, что место, время и поза не слишком подходят для сна, а это может означать только одно – пробуждение после обморока.

На этот раз сознание вернулось довольно быстро, потому что я лежал на левом боку, скрючившись в позе эмбриона, а по мне активно ползал кто-то большой и жесткий. Он выругался на непонятном языке, и я вспомнил, кто это такой.

Еврейчик. Память услужливо подсказала имя: Ицхак. Именно Ицхак, а не Исаак, как он объяснил мне час назад, Исаак для него примерно то же самое, что для меня Серж. Вроде одно и то же, но – разное. И поэтому называть его надо именно Ицхак, а не Исаак и тем более не Изя.

Тогда я просто пожал плечами и ничего не сказал. Какое мне дело, как надо называть этого еврейчика, а как не надо. Мне наплевать на него, он просто клиент, обычный мелкий бизнесмен, каких в Подмосковье сотни тысяч, ему просто надо перевезти два десятка ящиков со склада в Туле на склад в Москве, точнее, в Южном Бутове. Мы знакомы с ним всего два часа, и еще через час он расплатится и мы расстанемся навсегда, а потому мне глубоко наплевать на все его комплексы, да и на него самого, честно говоря, тоже.

Я открыл глаза и все вспомнил. Нет, через час мы с ним точно не расстанемся. Потому что моя «газель» лежит на левом боку в кювете рядом с Симферопольским шоссе, а до этого она сделала три четверти оборота через крышу, и если на небе нет Бога, то ящики Ицхака разбросаны в радиусе пятидесяти метров вокруг. А если Бог есть и сегодня не слишком занят, то ящики остались в кузове, их содержимое не разбилось и дело ограничится отсутствием чаевых у шофера, то есть меня. Но если груз разбился, мне даже страшно представить себе, что скажет Гурген Владиленович, – в самом лучшем случае дело ограничится тем, что мне придется срочно искать другую работу, а это не так просто, как думают чиновники из собеса.

Ицхак грязно выругался на своем иврите и, кряхтя, поднялся на ноги, стараясь не наступить на меня. В кабине, лежащей на боку, это трудно. Я сдавленно застонал. Ицхак снова выругался, и на меня посыпались осколки стекла. Я закрыл лицо, и вовремя, потому что дальше последовал настоящий стеклопад. Это еврейчик выдавил наружу остатки лобового стекла.

– Что ты делаешь, морда жидовская? – не выдержал я.

Я не антисемит, чеченская война давно выбила из меня глупые детские предрассудки. «Если в кране нет воды…» Ерунда все это. По сравнению с чучмеками жиды стали как родные. Куда мы катимся?

Щегольской ботиночек сорокового размера, не больше, отделился от моего плеча и, описав изящную дугу, скрылся из поля зрения. Ицхак счел за лучшее проигнорировать мой наезд. А может, просто не расслышал.

Я попытался придать телу вертикальное положение, но преуспел лишь частично. При первом же движении в верхней половине тела обнаружилось примерно пять-шесть очагов боли – терпимой, но крайне неприятной. Привычным жестом я потянулся к нарукавному карману, и свежий ушиб на плече отозвался тупой болью. Я остановил движение, потому что осознал его бессмысленность. Во-первых, боль не настолько сильна, чтобы колоть промедол. А во-вторых, моя война уже закончилась. Пусть я и одет в камуфляжную куртку, в левом нарукавном кармане лежит не шприц-тюбик обезболивающего, а два запасных электрических предохранителя.