Габриэла Хадсон любила мотоциклы. Особенно «дукатти». Модель 2048 года. И пусть с того дня, когда эта модель впервые увидела свет, прошло более десяти лет, любовь ничуть не ослабла. Наоборот. Стала сильнее. Габриэла выросла и чувства выросли вместе с ней: сильные, яркие. Если бы такие были у нее и к мужчинам, то жизнь можно было бы считать сложившейся. Но любовь была только к мотоциклу. И, возможно, немного к работе, не особенно радовавшей заманчивыми предложениями в последние годы. После того, как большинство вымерших видов животных были возвращены планете, а в лесах снова запели диковинные, вычеркнутые из книги жизни птицы, политики зашептались о том, что на очереди клонирования стоит человечество. Это напугало общественность. В результате появился ряд законов, запрещавших большинство экспериментов, курируемых ведущими специалистами, знаниями которых воспользовались, чтобы возродить флору и фауну, а затем выбросили на свалку жизни.
Ученые не жаловались. По крайней мере Габриэла не жаловалась. Даже без работы у нее все еще были мотоцикл, загородный дом, сбережения в банке. Вначале были. Затем, через пару лет, сбережения иссякли, задушенные налогами и штрафными выплатами, к которым снова и снова приговаривали бывших спасителей природы нескончаемые суды, обвинявшие их во всех смертных грехах. Загородный дом пришлось продать, потом машину, украшения. Остался лишь мотоцикл. Конечно, все это случилось не за один день. Общество добивало ученых медленно, заставляя смириться, адаптироваться. Оно варило их в своем котле, словно лягушку – не бросало в кипящую воду сразу, давая шанс выпрыгнуть и спастись, нет, общество прибавляло огонь под котлом медленно, позволяя привыкнуть. В результате лягушка сварилась, но так и не поняла этого. Габриэла сварилась. Сейчас был только мотоцикл, кожаная куртка и рюкзак, в котором помещались все ее вещи.
Последний отель, где она жила, был так стар, что с потолка осыпалась штукатурка. Управляющий не узнал бывшего ученого и предложил в качестве оплаты за проживание работу в закусочной – еще более старой и грязной, чем отель. Оставалось только, чтобы со стоянки украли мотоцикл. Эта мысль была такой назойливой, что Габриэла лишилась сна в те дни – стояла у окна и наблюдала за своим последним другом…
– Вот мы и докатились до дна, – говорила она себе и своему мотоциклу. – Вот мы и докатились…
Тогда-то и пришло старое доброе письмо в сером конверте – электронной почтой Габриэла перестала пользоваться с тех пор, как общество сначала возненавидело генетиков, завалив письмами с угрозами и оскорблениями, а затем забыло. Никто не писал Габриэле бумажных писем уже пару лет.
– Это, должно быть, ошибка, – сказала она почтальону, глядя на конверт. – Никто не знает мой адрес.
– Вы не Габриэла Хадсон? – устало спросил почтальон, увидел, как она кивнула, и попросил расписаться в бланке о получении.