Читать Оля

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Утро как утро.

Уколы, капельницы, перевязки, обработка швов.

Я почти закончила.

– Игнат Захарович, повернитесь, пожалуйста, на бок, – попросила я белого, как лунь, но чрезвычайно шустрого деда, лежавшего на койке возле окна.

Он с готовностью подчинился, задрав рубаху и оголив тощий зад.

Протерев ваткой со спиртом место укола и шлепнув по нему, я воткнула иголку.

Он даже не пискнул. Герой.

Я ввела лекарство и выдернула шприц, зажав ранку.

– Все. Держите ватку.

Дед Игнат перевернулся на спину, даже не подумав прикрыться рубахой.

Эксгибиционист хренов.

– Олечка, пощупайте меня. По-моему, у меня температура. И внутри все просто встает дыбом, – поделился со мной дед Игнат. – Как вы думаете, Олечка, это серьезно?

– Вот через час зав отделением освободится, и я ему все-все про вас расскажу, Игнат Захарович, – сказала я строгим голосом. – Он Вас сразу вылечит. Он Вам такое лекарство назначит, от которого у Вас ничто не только внутри, но и снаружи больше никогда не встанет.

Поправив на нем одеяло, я спрятала всю его красоту. Дед Игнат довольно засмеялся. Как мало все же надо человеку для счастья – всего лишь чуточку внимания.

…

Мне оставалось сделать последнее.

Я досчитала про себя до десяти, вежливо улыбнулась и толкнула дверь в четвертую палату.

– Доброе утро, Виктор Петрович! Как Ваши дела? Как спалось? – спросила я, подкатывая систему к кровати слева от двери.

– Отвратительно, – сварливо отозвался седой мужчина. – Всю ночь промучился – хоть бы кто подошел.

– Разве? А насколько я знаю, Ирина сделала Вам обезболивающий укол. И потом еще три раза подходила к Вам.

Он смолчал.

Его руки были все в синяках от бесконечных уколов и капельниц. Я осторожно прощупывала венку, пытаясь найти подходящее местечко.

– Что? Уже некуда колоть? – желчно поинтересовался он.

– Не переживайте, Виктор Петрович. Я справлюсь, – дружелюбно ответила я. – На крайний случай, у Вас еще есть ноги.

Он зыркнул на меня из-под мохнатых бровей, но ничего не сказал.

Нет, на локтевом сгибе уже не осталось живого места. Сплошные узлы. Я протерла спиртом венку чуть выше запястья и осторожно ввела иглу. Затем покрутила колесико, настраивая частоту капания.

– Так нормально? Не давит?

– Давит, конечно.

Я покрутила колесико взад-вперед, а потом вернула в исходное положение.

– А так?

– Так лучше, – буркнул он.

Ну кто бы сомневался.

– Пожалуйста, не шевелите рукой и лежите спокойно. И не волнуйтесь – я про Вас не забуду.

– Да уж будьте так любезны, – сказал Виктор Петрович.

Последнее слово, как всегда, осталось за ним.

Я улыбнулась ему и вышла из палаты. Закрыла дверь, шумно выдохнула и пошла в ординаторскую.

Да, Виктор Петрович Ордынцев был не сахар. Мне еще не встречался человек с таким мерзопакостным характером. Я работала в третьей хирургии больше года и за это время успела понасмотреться всякого, но с подобным столкнулась впервые.

Он терроризировал всех с той самой минуты, как поступил к нам в отделение. Ему все было не так: ремонт безобразный, кровати отвратительные, питание ужасное. То ему было холодно, то жарко, то замучили сквозняки. Лечили его плохо, не уделяя ему должного внимания. Санитарки были нерасторопны, врачи неквалифицированны, а у медсестер руки росли не оттуда. Ночами он никому не давал спать, по нескольку раз вызывая к себе персонал.