Странные у памяти свойства
Странные у памяти свойства. Иногда я помню что-то, а на самом деле – это не мое воспоминание, а твое. Я помню какого-то твоего Тараса, который любил тебя, был у тебя. Твоими глазами – я.
Блондин какой-то, а ты предпочитаешь темных. Худой, высокий, нескладный, а тебе нравятся крепыши. Ходит по твоей территории, словно измеряя ее циркулем, то и дело цепляясь за рояль, обходя его со всех сторон и отражаясь, будто в черной воде. Размахивая руками, старается уложить свои дурацкие стихи в твои великие мелодии.
Этот человек мне тоже не нравился, я бы совершенно не удивился, что прекрасная пианистка бросила его и забыла.
Что это за человек и что он делает? Работает редактором на какой-то студии, пишет тексты для песенок, которые поют маленькие звездочки, и глупые куплеты на виниловых советских дисках кажутся ему теперь значительными.
Тексты этого жалкого бледнокожего поэта, чьи кости светятся внутри руки и ног, состоят из маниакального повторения одних и тех же умопомрачительных слов, из намеренно неточных (это современный стиль, произошедший от любительских сочинений уголовников) рифм, вроде «одна – судьба». А свои настоящие стихи он тебе так и не показал – все откладывал на потом, которое так и не наступило. И на велосипеде этот луноликий скелет ездит так себе, ездит, как все.
Слава Богу, такого меня и вовсе теперь не существует, поскольку был он, моя дорогая, только в твоем воображении, а ты – ты уже и не помнишь меня.
Странные у памяти свойства. События, которых и вовсе не было – фантазии или сны – занимают какие-то соседние ячейки, и они путаются, наступают на пятки реальности, и ты порой не в силах выбрать истинный вариант бытия, словно в некой виртуальной игре.
Я иногда представляю себе другого Тараса – такого, каким видела меня ты. Того, кто если и стерт окончательно из твоей памяти, но продолжает зачем-то жить в моей, крутится у рояля, просто крутится в голове под шлемом, словно какой-то черный виниловый диск.
Я смотрел на птиц, как смотрят на звезды
Я смотрел на птиц, как смотрят на звезды, далеко запрокинув голову, но можно было видеть птиц и не подымая головы, потому что я сидел у самой кромки воды, и сквозь эту черную воду рассматривал небо.
Я ждал электричку на берегу небольшого черного пруда, на замшелой березовой коряге, у края земли, а земля кончалась в нескольких сантиметрах от моих ног, и сразу же растекалось небо, полное птиц.
Конец ознакомительного фрагмента.