– И еще мор. – Смотрящий чародей сверился с картой, висящей на стене; на ней иголками были пришпилены полоски пергамента с неясными пометками. – Мор в Мыльняках.
– Мор? – задумчиво переспросил Филипп, заправляя за ухо темную прядь, вылезшую из растрепанного хвостика.
– Коровий, – нехотя пояснил смотрящий. – Дохнут одна за другой, там уже все село на ушах стоит, собрали гонца в Береговницы, приехали ко мне. Чуть не на коленях ползали: пошли им колдуна… А никого нет, хоть сам езжай!
– Что же не поехали? – удивилась русоволосая девушка, похожая на Филиппа, как сестра.
Смотрящий Береговниц и окрестных деревень Павелий лишь ус дернул:
– Стар я в телеге-то трястись.
– Ехали бы верхом… – хмыкнула девушка. Филипп метнул на нее гневный взгляд, она послушно замолкла и снова принялась изучать карту.
– Давно приезжали? – попытался исправить ситуацию парень.
– Три дня назад.
– И что, за три дня ни одного колдуна не проходило?
– А также не проплывало… Был один, да только на мое распоряжение он плевать хотел.
– Цитаделец?
– Нет. Наш – инесский, имя у него еще… язык сломаешь. Да ты, сынок, встретишь его. Он домой ехал, говорил, торопится к Владычице на прием, никак ему в Мыльняки не заехать. Он будет там пироги кушать, а у меня рогатый скот десятками косит! – Павелий, видимо, забыл, что сам трястись в телеге отказался.
– Ладно, давай свою грамоту, я подпишу.
– Сынок! Возьмешься?
– Хотите сами?
– Нет уж!
По содержанию парень лишь пробежал глазами и подмахнул витиеватой закорючкой:
– До свидания, милсдарь смотрящий.
– До свидания, милсдарь Филипп, до свидания, сударыня Айрин.
За дверью Филипп влепил девушке подзатыльник.
– Ты мне что обещала?
– Что буду молчать как немая, – заученно ответила она, лукаво щурясь.
– Так закрой свой рот поганый! И благодари меня, что я милостиво взял тебя с собой!
– Так мне благодарить или молчать?
– Твое молчание – лучшая благодарность!
– А худшая?
– Твое присутствие, – выдохнул он. Они вышли из прохладных сеней дома Павелия в теплый июльский воздух.
– Айрин! – крикнул Филипп, девушка попыталась сделать вид, что обращаются не к ней.
Лошади, привязанные у крыльца, объели серебристый кустарник, причем, если судить по сохранившейся стороне, нежно любимый смотрящим и аккуратно им подстриженный.
– Поехали отсюда быстрее!
Айрин влезла на Пеструшку и тихонько тронула ее пятками.
Лошадка была славная, хоть имела дурную привычку с малейшего резкого движения уходить в галоп. Пеструшка переступила с ноги на ногу, лениво дернула задом и осталась стоять на месте. Пришлось девушке ударить ее сильнее и подбодрить ее руганью.
– Поганка ты гречневая, отвлекись, давай, от своего кустика! – прикрикнула Айрин. «Давай» понравилось лошади больше всего, и Пеструшка пошла рысью. Девушка, неготовая к столь прыткому началу, неловко взмахнула рукой, которой пыталась подтянуть сползший стременной ремень. – Стой, зараза, кому говорят!