⇚ На страницу книги

Читать Нортенгерское аббатство

Шрифт
Интервал

Глава 1

Никто из тех, кто когда-либо видел Кэтрин Морланд в детстве, и не мог предположить, что она родилась, чтобы стать романтической героиней. Положение в обществе, характер родителей, ее личные качества и нрав — все это в равной степени делало подобную мысль абсурдной. Отец ее был священником, не знавшим забот и нужды, в общем, вполне респектабельным человеком, даже несмотря на то, что звали его Ричард, — но при этом он никогда не слыл привлекательным мужчиной. У него было два богатых прихода и полная независимость, и посему воспитание дочерей заботило его меньше всего. Мать девочки казалась дамой простой, с практическим складом ума, ровным характером и, что самое интересное, отличалась приятным телосложением. До Кэтрин она дала жизнь трем сыновьям и вместо того, чтобы тихо отойти в мир иной при родах дочери, что по тем временам было бы вполне естественным, она продолжала жить и, более того, родила еще шестерых, вырастила их и при этом чувствовала себя великолепно. Семья, в которой десять душ детей, — всегда прекрасная семья, особенно если числу отпрысков соответствует нужное количество голов, рук и ног; однако, Морланды имели собственное понятие о прекрасном — в целом все они отличались простотой нравов, и в течение многих лет Кэтрин не была исключением. Она росла тощим и достаточно неуклюжим ребенком, с нездоровой и какой-то бесцветной кожей, темными прямыми волосами и грубыми чертами лица, — большего о ней и сказать-то, пожалуй, нечего, кроме того, что в ту пору о героизме она и не помышляла. Ей нравились все мальчишечьи игры, а крикет она предпочитала не только куклам, но и остальным детским забавам, требующим определенной доли самоотверженности, как-то: воспитанию домашней сони, кормлению канарейки и поливке розовых кустов. По правде говоря, задатков к садоводству она не имела вовсе, и если все же когда-нибудь она и собирала, к примеру, цветы, то делала это скорее из склонности к шалостям — такой вывод напрашивался сам собой, поскольку букеты составлялись ею исключительно из тех цветов, что категорически запрещалось рвать. Вот такие были у нее пристрастия; что до способностей девочки, то и они казались столь же необычными. Ей никогда не удавалось понять и заучить что-то, если это что-то доходчиво не объяснялось ей на пальцах; впрочем, и это не служило достаточной гарантией, поскольку девочка в целом была невнимательна, а иногда и просто глупа. Три долгих месяца билась мать, чтобы ее чадо наконец-то выучила «Молитву нищих», и все же Салли, вторая дочь, впоследствии заметно лучше цитировала этот стих. Однако, не подумайте, что Кэтрин была тупым ребенком, — ни в коем случае: «Сказку о Кролике и его друзьях» она запомнила столь же быстро, как и любая другая девочка в Англии. Матери хотелось, чтобы ее дитя занялось музыкой, и все говорило за то, что Кэтрин непременно ею займется, ведь нравилось же ей, в конце концов, терзать клавиши несчастного старенького спинета; таким образом, в восемь лет от роду она приступила к занятиям. Проучившись год, девочка развила стойкое отвращение к музицированию, и миссис Морланд, которая никогда не тиранила дочерей, а напротив, принимала во внимание их порывы, позволила занятия прекратить. День, когда учитель музыки пришел за расчетом, стал одним из самых счастливых в жизни Кэтрин. Талантом живописца, судя по всему, Создатель девочку не наделил, хотя, чтобы быть совсем уж точным, следует признать, что если ей и перепадал конверт от родительского письма или любая другая столь же неподходящая бумажка, она тут же, в соответствии со своими способностями, принималась за изображения домов и деревьев, кур и цыплят, и при этом нельзя было с уверенностью сказать, что здесь именно нарисовано. Письму и счету ее выучил отец, французскому — мать: ни в одной из этих наук она не преуспела и при первой же возможности от уроков отлынивала. Что за странный, необъяснимый характер! — ведь при всех этих опасных симптомах в десять лет она оставалась добрым и мягким ребенком, редко упрямилась, никогда ни с кем не ссорилась, а в младших и вовсе души не чаяла, если не считать нескольких, весьма не многочисленных приступов тирании. И в то же время она бывала шумной и необузданной, ненавидела любые запреты и чистоту, а больше всего на свете обожала скатываться по зеленым перилам в задней части дома.