Mons Kallentoft
HÖSTOFFER
Copyright © 2009 Mons Kallentoft. First published by Natur & Kultur, Sweden.
Published by arrangement with Nordin Agency AB and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden
© Боченкова О.Б., перевод на русский язык, 2012
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Разве мальчик на экране напуган?
Разве страх чувствуем мы, когда теряем что-то важное в нашей жизни?
Боялся ли я, когда они гнали меня по школьному двору, бросая вслед слова, разящие, будто выпущенные из пращи камни, жалящие, как гадюки?
Меня пугала их злоба и удары, сыпавшиеся на меня. Я не понимаю, за что меня били? Или эти удары были просто даны мне свыше? Что во мне вызывало такую злобу?
Но больше всего я страшился одиночества, того, что стоит за ударами, за оскорблениями. Тем не менее я был одинок почти всю свою жизнь. Я словно стоял под дождем в пустынном поле и ждал чего-то.
И этой осенью небо разверзлось. Город, поле, леса и люди изнывали от дождей всех мыслимых видов, когда-либо посылаемых небесами на землю.
Уже много раз заливало городские клоаки. Мертвых жуков и мышей из переполненных водой канализационных колодцев выносило в сточные канавы и на улицы Линчёпинга. И крыс, больших, как кошки, со вздутыми, разлагающимися животами, наводящих ужас на горожан. А также змеенышей, задыхающихся от нехватки воздуха, желавших больше всего на свете хотя бы один раз сменить кожу перед смертью, пожить настоящей змеиной жизнью.
И кто знает, что еще может всплыть из-под земли…
Мы, люди, словно собаки: в обществе друг друга бываем особенно одиноки. Но мы пугливей собак, потому что знаем, что наши муки имеют историю. И нам становится больно каждый раз, когда мы приближаемся к себе.
Змееныши в моей крови не перестают хныкать, не хотят оставить меня в покое. Они шипят и плюются. Их языки извиваются, касаясь внутренней стороны моей кожи.
Этим вечером мир снаружи еще темней, чем на кинопленке.
Капли дождя на стекле напоминают слезы.
Что мне делать?
Я всего лишь хочу вернуть часть того, что принадлежит мне.
Когда я думаю об отце, прежде всего вспоминаю свой страх и вижу его кулак, в любой момент готовый обрушиться на мою голову.
Обыкновенно мой отец одной рукой держал камеру, близко поднеся ее к правому глазу, а другой размахивал в воздухе, гоняя меня то в одну, то в другую сторону. В этом и состояли его безнадежные попытки навести порядок в реальной жизни, придать ей нужное направление, сделать такой, как ему хочется.
Однако кое-что было для него потеряно навсегда.
Теперь я знаю, что значит бояться. Настоящий страх всегда сопровождает чувство, что он единственное, что у тебя осталось и ничего уже не изменишь.
На экране мелькают выцветшие черно-белые кадры, снятые на пленке формата «супер-восемь»[1]. Я, мальчик, двигаюсь так порывисто и беззвучно, что только одноглазой камере под силу схватить мою неугомонность.