В Третьем отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, а затем, после его упразднения, в департаменте полиции Министерства внутренних дел Российской империи, этого человека никто не называл по фамилии, должности или званию. И первое, и второе, и третье ведомо было лишь очень узкому кругу лиц, в том числе Императору. Для всех остальных он именовался просто и незатейливо – Александр Васильевич.
Низенького роста, лысоватый, с узенькими полосками седых бакенбард на впалых, морщинистых щеках, он был по-юношески подвижен и обладал звонким, сочным голосом, которым любил в минуты хорошего настроения или когда был очень сердит разговаривать сам с собою.
В его распоряжении имелся отдельный кабинет, довольно просторный, но скромный чрезвычайно: стол, покрытый зеленым сукном, три стула и старое деревянное кресло. Вдоль глухой стены громоздился огромный железный сейф, выкрашенный серой, казенной краской. Больше в кабинете ничего не имелось.
За окном тускло занималось сырое петербургское утро.
Александр Васильевич, зябко потирая руки, прибыл на службу и первым делом быстро просмотрел доставленную ему накануне почту. Один конверт сразу же отложил в сторону. Долго вглядывался в него, озабоченно сдвинув лохматые седые брови, затем решительно разорвал конверт цепкими пальцами и вынул из него наполовину согнутый лист бумаги, покрытый мелким, убористым почерком. Продолжая хмуриться, прочитал:
«Милостивый государь, Александр Васильевич!
Настоящим спешу доложить, что окончательно устроился в известном Вам месте и приступил к делу.
Первые выводы таковы: предположения, высказанные Вами, имеют под собой реальную почву. Есть все основания для утверждения следующего: существует факт серьезной угрозы основам государственного строя. Угрозы необычной и до сих пор нам не встречавшейся. Противостоящие враждебные силы обладают четкой организацией и тщательной конспирацией. В своих действиях решительны и одновременно очень осторожны.
Приступил к сбору сведений. Как только появятся первые серьезные результаты, я немедленно о них доложу.
Не исключаю, что в сложившейся обстановке может возникнуть необходимость действовать без согласования с прокурорскими и судебными требованиями, вплоть до физического уничтожения. Прошу Вашего разрешения.
Александр Васильевич осторожно положил лист бумаги на стол, взял с чернильного прибора ручку, обмакнул перо и размашисто, наискосок в свободном углу написал: «Сообщить Коршуну, что разрешение на его просьбу получено. Впредь переписку вести через 3-е делопроизводство[1]». И расписался замысловатым росчерком, похожим на птичий клюв. Затем приколол тонкой иголкой к полученному письму чистый листок бумаги и на нем уже неторопливо, почти каллиграфическим почерком вывел: «Для доклада Его Императорскому Величеству».