⇚ На страницу книги

Читать Полковнику никто не пишет

Шрифт
Интервал

Полковник открыл жестяную банку и обнаружил, что кофе осталось не больше чайной ложечки. Он снял с огня котелок, выплеснул половину воды на земляной пол и принялся скоблить банку, вытряхивая в котелок последние крупинки кофе, смешанные с хлопьями ржавчины.

Пока кофе варился, полковник с видом доверчивого ожидания сидел около печки и прислушивался к себе. Ему казалось, что его внутренности прорастают ядовитыми грибами и водорослями. Стояло октябрьское утро. Одно из тех, что трудно пережить даже такому человеку, как полковник, а ведь сколько он их пережил! Вот уже пятьдесят шесть лет – столько прошло после гражданской войны – полковник только и делал, что ждал. И октябрь был в числе того немногого, чего он дождался.

Жена полковника, увидев, что он входит в спальню с кофе, подняла москитную сетку. Этой ночью ее мучил приступ астмы, и теперь она была в сонном оцепенении. И все же приподнялась, чтобы взять чашку.

– А ты?

– Я уже пил, – солгал полковник. – Там оставалась еще целая столовая ложка.

В этот момент раздались удары колокола. Полковник вспомнил о похоронах. Пока его жена пила кофе, он отцепил гамак, в котором спал, скатал его и спрятал за дверью.

– Он родился в двадцать втором году, – сказала женщина, думая о покойнике. – Ровно через месяц после нашего сына. Шестого апреля.

Она дышала тяжело, прерывисто, отпивая кофе маленькими глотками в паузах между глубокими вздохами. Ее тело с тонкими, хрупкими костями давно утратило гибкость. Затрудненное дыхание не позволяло ей повышать голос, и потому все вопросы звучали как утверждение. Допив кофе, она все еще думала о покойнике.

– Ужасно, когда тебя хоронят в октябре, правда? – сказала она.

Но муж не обратил внимания на ее слова. Он открыл окно. Во дворе уже хозяйничал октябрь. Разглядывая сочную густую зелень, следы дождевых червей на мокрой земле, полковник вновь всеми внутренностями ощутил его мокрую пагубность.

– У меня даже кости отсырели, – сказал он.

– Зима, – ответила жена. – С тех пор, как начались дожди, я твержу тебе, чтобы ты спал в носках.

– Я и сплю в носках уже целую неделю.

Шел мелкий, докучливый дождь. Полковник был бы не прочь завернуться в шерстяное одеяло и снова улечься в гамак. Но надтреснутая бронза колоколов настойчиво напоминала о похоронах.

– Да, октябрь, – прошептал он, отходя от окна. И только тут вспомнил о петухе, привязанном к ножке кровати. Это был бойцовый петух.

Полковник отнес чашку на кухню и завел в зале стенные часы в футляре из резного дерева. В отличие от спальни, слишком тесной для астматика, зал был широким, с четырьмя плетеными качалками вокруг покрытого скатертью стола, на котором красовался гипсовый кот. На стене, напротив часов, висела картина – женщина в белом тюле сидела в лодке, окруженная амурами и розами.

Когда он кончил заводить часы, было двадцать минут седьмого. Он отнес петуха на кухню, привязал его у очага, сменил в миске воду, насыпал пригоршню маиса. Через дыру в изгороди пролезли несколько ребятишек – они сели вокруг петуха и принялись молча его рассматривать.

– Хватит смотреть, – сказал полковник. – Петухи портятся, если их долго разглядывать.

Дети не пошевелились. Один из них заиграл на губной гармонике модную песенку.