В коридоре кондитерской «Лакомка» скрипнула дверь – старая деревянная, ничем не отличающаяся от точно таких же других.
Впрочем, если присмотреться, кое-какое отличие всё же имелось – необычная замочная скважина с чеканной накладкой, украшенной узорчатыми завитушками, слегка поблёскивавшими в полу тьме.
Дверь скрипнула ещё раз, теперь уже громче, и тревожный звук этот эхом отозвался в пустом помещении.
Глубокая ночь, столики в кондитерской сдвинуты в угол, на полу толстый слой ила и множество других следов потопа. На прилавке чудом уцелел серебряный поднос с крошками. В воздухе по-прежнему ощущается аромат ванильного крема, изюма и кекса с цукатами. Входная дверь в кондитерскую приоткрыта, на улице ни души.
Мутный поток несёт из центра города вниз, к порту, обломки и разный мусор.
Город погружён во тьму: не горят уличные фонари, нет света в окнах домов, не светится и лампадка, которую отец Феникс всегда зажигает на колокольне.
И маяк Леонардо Минаксо на высоком мысе этой ночью тоже тонет во мраке. При мерцающем свете звёзд лишь иногда серебрится волнистое море.
Килморская бухта полностью погружена во тьму. И в ночной тишине особенно громко прозвучали удары в дверь кондитерской.
Сначала один.
Потом второй.
После третьего удара старая дверь распахнулась, впустив целый рой мошкары, жаркий, влажный и удушливый воздух.
И в проёме двери появились двое ребят. Они едва держались на ногах от усталости и, переступив порог, прислонились к стене, чтобы не упасть.
Один из них захлопнул дверь ногой, и оба стали отмахиваться от насекомых.