Все мы – гиганты, воспитанные пигмеями, которые научились жить, мысленно сгорбившись.
Роберт Антон Уилсон
Последние несколько веков мировой истории были ознаменованы тяжелым кризисом. Прежде всего он выразился в жестком противостоянии религии и науки, идеализма и материализма. Наука стремительно развивалась, поначалу подвергая духовный мир сомнению, а затем и вовсе отрицая его. В XX веке в результате чудовищных войн, массового геноцида и изобретения ядерного оружия вопрос о соотношении духовности и материализма вновь стал актуален. Серьезная проблема состоит в том, что понимать под духовностью, и является ли она синонимом служения какой-либо определенной религии. Материалисты утверждают, что в Средние века христианская церковь дискредитировала себя не только организацией Крестовых походов и Инквизиции, но и своей доктриной презрения к человеческому телу, столь непонятной сегодняшнему человеку. Католичество как институт подменило собой религию, извратило и свело на нет все евангелические принципы. На смену духовности и разуму пришло религиозное безумие. Средние века были временем культурного упадка, войн, суеверий, невежества, нищеты и жестокости.
Как пишет американский мыслитель Кен Уилбер, в XVIII веке «над всем континентом прозвучал страстный крик Вольтера: „Помните о жестокости!“. Помните о жестокости, причиненной людям во имя мифического бога, помните о сотнях тысяч, сожженных на кострах для того, чтобы спасти их души; помните об Инквизиции, которая писала свои догмы на плоти пытаемых людей; помните о политическом неравенстве, свойственном мифическим иерархиям; помните о жестокости, которая во имя сострадания отправила маршировать под своими знаменами неисчислимое множество людей».[1]
Хотя эти обвинения не всегда справедливы, тем не менее, следует признать, что высшее руководство католической церкви оказалось неспособно реализовать собственные ценности, погрязнув в борьбе за власть, идеологической косности, политизированности, цинизме и отсутствии толерантности. Другой нерешенной проблемой была все возраставшая тенденция подменять христианскую добродетель чисто внешним следованием обрядам, ничего не затрагивая при этом в своей душе. «В секте стоиков каждый был стоик, но между христианами всякий ли христианин?» – вопрошал Р. Эмерсон.[2]
На заре Нового времени подвергшееся по вышеуказанным причинам заметной эрозии религиозное мировоззрение сменилось научной парадигмой, но, к сожалению, это не привело к подлинному интеллектуальному освобождению. Человечество оказалось перед лицом другой крайности, ибо по мере продвижения вперед наука становилась все более нетерпимой к явлениям, которые не вписывались в новую картину мира. Понятие духовности как таковое оказалось под серьезной угрозой. В XVII веке с подачи Рене Декарта главным научным методом стал рационализм, согласно которому основой познания и действия людей является разум. Вскоре он выродился в свою крайнюю форму – сциентизм – систему убеждений, утверждающую основополагающую роль науки как источника знаний и суждений о мире. Образцовыми науками, естественно, стали физика и математика. Сциентисты утверждали, что наука может заменить собой философию и метафизику в области разрешения основных моральных и этических проблем человечества.