Читать Рецидивист 2. В законе

1755 г.

Курляндия.

Рогервик.

Каторжанский острог.

Каморка Каина в бараке для состоятельных каторжан была совсем маленькой, все пространство которой занимала лежанка, с чистым и опрятным матрасом, небольшой стол у крохотного окна и обшарпанный большой сундук для вещей, используемый Ванькой вместо лавки. Однако, несмотря на крохотные размеры каморки, главным преимуществом являлся тот факт, что её не нужно было делить с кем-нибудь еще.

А вот об условиях содержания обычных каторжников, не имеющих за душой, коль сколько-нибудь серьезных капиталов, Ванька старался не думать. Ибо никакими условиями там и не пахло! Благо, что за свою «сыскную» деятельность Каин умудрился сколотить неплохой капиталец. А что, деньги-то не пахнут! Там подмазал, тут подмаслил… И на каторге можно устроиться с каким-никаким комфортом! А если еще и вовремя подкармливать местное начальство, тоже не страдающее обостренным обонянием, можно и вовсе забыть о непомерном казенном уроке и жить, так сказать, в свое удовольствие… Если можно так о каторге сказать.

Каин сидел на лежанке и от вынужденного безделья разглядывал свое отражение в маленьком ручном зеркале. Его вид на сегодняшний день гарантировано испугал бы любого добропорядочного гражданина, настолько он был страшен: вырванные ноздри, всклоченная густая брода, клейменные щеки.

Ванька зачесал назад отросшие волосы, закрывающие лоб до самых бровей, открывая для обозрения еще одно клеймо – украшающую лоб литеру «В». Некоторое время Ванька внимательно его рассматривал, поворачиваясь к тусклому свету, падающему в каморку из окна, то одним боком, то другим.

– Точно светлеет! – наконец произнес он охрипшим от волнения голосом. Ибо такого чуда попросту не могло быть! Ведь свести с кожи экзекуторское клеймение не удавалось еще никому.

Ванька слегка сдвинул зеркало и перенес свой взгляд на густую бороду, которой зарос едва не по самые брови. Раздвинул волосы, стараясь получше разглядеть заклейменные литерами «О» и «Р» щеки. Ему с трудом удается разглядеть клеймение – литеры сделались едва видимыми.

Каторжник отложил зеркальце и взял со стола щепку с нанесенными на нее несколькими зарубками. Он вставил щепку до упора в нос и прихватил её пальцами у остатков ноздри. Вынув мерило, Каин ножом сделал новую зарубку – она оказалась на чуть-чуть, но ниже предыдущей. Лицо Каина посветлело, и он довольно улыбнулся.

Наши дни.

СИЗО №…

– Так у тебя ноздри вырванные отросли? – спросила Ольшанская.

– А по мне не видать? И да, вспомни слепого старца, прозревшего лишь от одного прикосновения к амулету – шаманской святыне.

– Ну… да, глупость сказала, – согласилась Ольга. – Но ведь тот старец сразу излечился, а тебе почему несколько лет потребовалось? – задала она очередной вопрос.

– Старец тот не простым был человеком, ох не простым! – произнес Каин. – Такие люди напрямую силой амулета пользоваться могут. А мне для этого годы потребовались. Много позже я тоже слегка научился этим управлять… Помнишь фокус?

Каин вытянул вперед руки. Прямо на глазах изумленной Ольшанской на Ванькиных руках начали проявляться многочисленные татуировки.

– Так-то, Ольга Васильевна!

Ольшанская оторвала глаза от рук Каина и от неожиданности подалась назад, едва не свалившись со стула: с противоположного конца стола на нее смотрел и ухмылялся каторжник с вырванными ноздрями, клеймеными щеками и лбом.