– Катерина, ты раз за разом меня разочаровываешь, – зайдя ко мне в комнату, строго начал Пётр Сергеевич – мой приёмный отец и глава семейства Левашовых, которые ещё в младенчестве меня удочерили. Невесело про себя усмехнулась: это никогда не закончится, опять мной недовольны и пришли упрекать. – Сегодня жених твоей сестры впервые ужинает у нас дома, а ты, вместо того, чтобы познакомиться с будущим родственником и немного времени провести в семейном кругу, закрылась в комнате. Я уже давно не настаиваю, чтобы ты каждый день садилась с нами за стол, но хотя бы значимые события можешь не игнорировать.
Шикарная позиция у Левашова – ничего не вижу, не слышу, не замечаю.
Можно подумать, я от хорошей жизни не сажусь вместе со всеми в гостиной за стол, а питаюсь исключительно украдкой на кухне.
Для его жены Инессы Марковны и их родной дочери Рины я не человек, а личная антистрессовая игрушка, на которой они срывают злость и выпускают пар.
Даже ложку ко рту не могу поднести, чтобы не услышать в свой адрес пару-тройку обидных замечаний, и это в присутствии Петра Сергеевича, а когда его нет, что из-за длительных командировок часто случается, в меня так и вовсе летят откровенные оскорбления.
А по поводу сегодняшнего ужина Инесса Марковна ещё вчера провела со мной инструктаж. Пока Пётр Сергеевич отсутствовал, велела мне зайти в его кабинет, где у нас состоялся занимательный разговор.
– Завтра с нами ужинает жених Рины, – разместившись в кресле мужа, словно на троне, горделиво объявил Инесса – Адашев потрясающий молодой человек, обеспеченный, образованный, с блестящими перспективами, как раз под стать моей дочери, а тебе о таком не стоит даже мечтать, – уколола она меня со злорадным блеском в глазах. Только зря старалась, в детстве, да, после обидных слов могла всю ночь проплакать в подушку, но к своим девятнадцати годам отрастила броню и уже практически не реагирую на издёвки. – Так вот, ровно с того момента, как Адашев переступит порог нашего дома, и вплоть до его ухода, я не желаю тебя видеть. Забейся в угол своей конуры и не смей показываться на глаза.
– Хорошо. Это всё? – равнодушно спросила я.
Для меня делить один стол с Инессой, её дочкой, да и самим Левашовым, это отнюдь не награда, а худшее наказание, от которого меня только что благополучно избавили.
– Да, можешь идти, – так, словно мне действительно требовалась её дозволение, разрешила Инесса. – И знай, это твоя вина, что мы вынуждены прятать тебя от гостей, – донеслось в спину, когда я уже практически вышла из кабинета. – С пелёнок я вдалбливала в тебя этикет, но ты же просто не обучаемая. Всё дело в генах. Дворняжка останется дворняжкой, как ни старайся.
– Зато вы, Инесса Марковна, сразу видно, породистая… сука, – особо выделив последнее слово, толкнула дверь и поспешила уйти.
– Катерина, ты так и будешь молчать? – голос Петра Сергеевича выдернул меня из воспоминаний о событиях прошлого дня.
И как быть? Пойду на ужин – раздраконю Инессу, а не пойду – Левашов маленькой десертной ложкой выест мне весь мозг нравоучениями.
– Я не могу сегодня со всеми поужинать, Инесса Марковна запретила. Она сказала, чтобы я сидела у себя в комнате и не позорила семью перед гостем, – поступила так, как поступаю всегда, сказала правду.