— Опять мясо жесткое, — поморщился Вадим, безрадостно ковыряя вилкой только что разогретый ужин.
Соня грела его три раза. Вообще-то, она всегда старалась готовить, подгадывая как раз к возвращению мужа из офиса, но все чаще и чаще не угадывала со временем. Вадим не предупредил, что задержится, а потому ужин остыл. Когда, не вытерпев, Соня позвонила, Вадим лишь бросил сухое:
— Уже выехал, скоро буду.
Но «скоро» растянулось на час, и еда остыла. Потом, когда Вадим наконец-то приехал, Соня поспешила на кухню и подогрела ужин во второй раз. Однако муж заперся в ванной, где пролежал, расслабляясь, почти час. И вот, наконец, он соизволил явиться за обеденный стол, и первое, что Соня услышала от него, — это упрек.
— Сто раз тебе говорил: не разогревай еду в микроволновке, она становится резиновая, — безэмоционально произнес Вадим, будто ему не то что разговаривать с женой — даже упрекать ее было лень.
Соня наблюдала, как муж перемешал бефстроганов с гарниром, превратив блюдо в неприглядную тюрю, раздраженно отодвинул от себя тарелку и потянулся за другой, в которой был салат «Цезарь». Соня даже соус к нему сделала собственноручно, знала, что покупной лишь испортит вкус. В холодильнике ждал десерт — джелато из молока, сахара, черники и миндаля.
Вадим подцепил лист зеленого салата и тонкий ломтик пармезана, поднес вилку ко рту, со скепсисом попробовал и скривил кислую мину.
— Сухарики покупные, соус — тоже, — сделал вывод Вадим, — такой «Цезарь» я и в дешевой забегаловке могу попробовать.
Соня сидела напротив мужа, молчала и продолжала вертеть в руках нож, который до этого зачем-то положила на обеденный стол. Она смотрела на острое лезвие, на котором играли блики от потолочного светильника.
Вадим поднялся и направился к небольшому винному шкафчику, открыл дверцу и достал с полки початую бутылку коньяка. Все это Соня видела как бы в замедленном действии, будто кинопленку заело, и теперь каждое движение мужа растягивалось во времени. К голове Сони прилила кровь, в ушах шумело, а последовавшие далее слова мужа отбивались в ее сознании эхом.
— Соня, Соня, — устало произнес Вадим и покачал головой. — Сидишь столько лет дома, не работаешь, ничем не занимаешься, хоть бы готовить научилась. Женщина ты или что, в конце-то концов!
Поднеся полную рюмку коньяка к губам — Вадим пил его из старых хрустальных приземистых рюмочек с резными гранями, не признавая современные снифтеры, — он опрокинул ее содержимое в рот и, зажмурившись, откинул голову.
Соня сама не поняла, как оказалась позади мужа и со всей силы всадила ему нож под лопатку.
— Я умею готовить! Умею! — вырвался из ее груди вопль.
Вадим привалился к столу, вскрикнув, а Соня, больше не контролируя себя, выдернула нож и занесла его для нового удара.
— Я умею готовить! Умею готовить! Умею! Умею! Умею! — кричала она, нанося удар за ударом.
Соня не заметила, как Вадим затих и осел на пол, как рюмка упала, не разбившись, и закатилась под стул, как кровь из ран мужа плескала, окропляя все вокруг, а потом брызнула фонтаном: наверное, Соня перерезала артерию, и теперь темно-алая струя забила мощно, заливая столы, пол, усеяла мелкими каплями лицо и светлые волосы самой Сони. Ее руки, сжимавшие нож, словно превратились в липкие красные перчатки.