Это был простой, серый, ещё один будний день. Один из многих непримечательных дней, во время которых я не делаю ничего особенного. Казалось, что я даже не просто живу, а заменяю кого-то собой. Кого-то более значимого, чем я. Кого-то талантливее меня. У меня было всегда такое чувство, когда люди смотрели на мои хоть и не посредственные картины, но столь нелюбимые взгляду людей, которые не терпят серость, грусть, печаль моих мрачных произведений. Поэтому я как обычно, спокойно прожигал время в своей небольшой мастерской, где царил такой же беспорядок и тусклость освещения, как и на полотнах, которые не висели на стенах как полагается, а лежали вдоль стены. Это ещё не вся прелесть беспорядка! Так как когда-то любил читать книги, а мебели не хватало, то они стопками были расставлены возле кровати. На алых, бордовых, горчичных и синих обложках был уже толстый слой пыли, который доказывал, насколько сильно я люблю читать в последнее время.
Сидя на стуле и смотря безразличным взглядом в окно, через которое сочилась мрачная энергетика дождя и, порой, просачивалось по маленькой капле через небольшие расщелины между деревянной рамой окна и чистым, вымытым стеклом, я наблюдал за скучным, шумным городом, утонувшим в сером и холодном дожде, как вдруг, мою идиллию нарушили наглым входом в мастерскую.
– Привет художникам! Знал, что ты будешь тут, – с такой же глупой улыбкой, ко мне пришел мой знакомый Иван.
Он был торговцем, а это могло значить две вещи: он мог продать все что угодно и найти тоже все. Более того его визиты ко мне значили именно то, что нашлось что-то интересное, на чём он хотел бы заработать, но что не хотели покупать зажиточные люди и художники с деньгами. И я был лишь одним из крайних вариантов. Хотя он помогал мне продавать мои картины, за что я ему очень благодарен, так как я все ещё не очень популярный художник, да и вряд ли им стану в этом, а может быть и в следующем десятилетии.
– Ты все такой же серый, как в прочем всегда, – Ваня держал под рукой что-то большое и плоское, похожее на картину, но из-за ткани, мне не было видно, – почему ты отгораживаешься от всего? Хотя для тебя это, наверное, хорошо.
– Это не твое дело, я ведь к тебе не лезу.
– Как скажешь, но я вижу у тебя до сих пор нету новых идей. Что же, тогда взгляни на это.
Торговец поставил картину на мольберт. Он снял тряпку с полотна. Мой глаз художника сразу увидел серый кошмар. Краски уже давно потемнели, местами были огромные пятна. Пусть горит в аду тот, кто так «бережно» относился к картине!
– Она не законченная, но я уверен, что ты это исправишь! – с такой же тупой улыбкой, говорил Иван.
Я смотрел на картину. Было трудно, но я разглядел смутный силуэт девушки, которая, вроде сидела возле… окна? Ничего не понятно!
– Ладно приятель, мне уже пора, будь аккуратнее, картины не любят свет, – уходя, сказал мой знакомый торговец.
Будто бы я и сам не знаю! За кого он меня принимает? Я не новичок в искусстве.
Я сидел на своем месте, смотря в полотно.
Поднявшись с места и подойдя к картине, я ещё раз пристально осмотрел ее. В линиях ещё можно было представить картину, но вот сама она, казалось вот-вот рассыпится. Внезапно на мой телефон пришло сообщение.